В детстве у всех есть свой
велосипед.
Если не велосипед, то мечта о
нем. Такая мачта, которая спустя много лет, путается с реальностью.
Сгонять за хлебом, привезти
травы, увезти мужикам пайку на дальний участок, да мало ли,
днем, найдется дел для оболтуса с великом. Зато, когда родной
поселок погружался в пыльную дымку заката, колесная братия,
гуртовалась на «шасейке», от слова – шоссе. Закатали новеньким
асфальтом старую гравийку. Наступала цивилизация.
У друга Сашки, появился
единственный во всей округе велосипед с моторчиком.
Вечерами, он почти всегда катал,
желающих. Посадит на раму, и катает.
- Ух, ты!
- В гору прет, во!
- Аж ветер в ушах свистит! –
наперебой восхищались они, выскакивая из Шуркиных объятий.
Кататься одному, на зависть
другим было не принято, за такое колошматили, любого. Смельчаков,
пронестись самостоятельно, почти, не находилось. Техника, как ни
как. Да и сильной охоты не было, колеса-то у каждого свои были.
А Санек бы дал. Запросто.
Частенько ватага терзалась в
творческих потугах, - «Чего же ещё можно сделать с этим великом».
А у меня был крокодил.
Темно-зеленого цвета. Метра полтора длинной. Кило, так под
шестьдесят!
Когда мы с ним выбирались на
улицу, вокруг нас сразу сбегались почти все окрестные хлопцы. Всем
было любопытно посмотреть и потрогать эдакое чудовище. Чего же можно
было бы сотворить с ним, никто из нас, тоже, не мог придумать.
Но прокатиться на раме велосипеда
с моторчиком я не мог! Не получалось и все! От того всем нам
делалось муторно.
Это была еще одна изводившая нас
проблема.
Но если долго мучиться,
чего-нибудь получится.
- Давай крокодила привяжем к
мопеду – осенило кого-то, – и Вовка тоже прокатится.
- Нет, мотор такую махину не
стронет!
- Спорим! Возьмет. Еще, как
возьмет!
-Сашка газку поддаст. Разгонится!
– Даже в горушку выскочит!
- Не возьмет, так подтолкнем.
- Главное, чтобы двинуться!
Идея, - двигатель всякой
пацанской деятельности.
Все оживилось в предвкушении, не
виданного доселе, триумфа техники и ребячьих задумок.
Мотор, крокодил, горка!
Азарт охватил всех.
Кто-то притащил из дому обрывок
бельевой веревки.
- Морской узел знаешь, какой
крепкий! Даже корабли держит. А за конец чуть потянешь, вжик. Как не
бывало! – Убеждал Юрка столпившихся, но из всех его попыток
получались только девчачьи бантики.
Один конец веревки примотали к
багажнику велосипеда, другой за крыло крокодила.
- Балбес. Кто же так вяжет,
оторвет же!
Пока вязали основательные,
шишковатые узлы, Сашка колупался отверткой в движке:
- Сейчас, вот зажигание
подрегулирую. Промчу тебя с ветерком. – бурчал он, - И на горку
вытянем. Тормоза у тебя есть?
- А как же – кивнул я.
- Если, что, ты тормози или кричи
шибче! – посоветовал он.
«Это же надо! Сейчас
прокачусь!», воробьем прыгали мои мысли, «Вот еще маленечко.… С
ветерком!!!»
Моторчики заводились только
сходу.
Пацаны изо всех сил толкали
крокодила, дергали за рычаги, но скорости явно не хватало.
- Давай мы их на горку затащим!
- Под гору легче пойдет.
Разгонятся!
- Враз заведется.
За словом дело. Впереди толкали
велосипед. Следом бежала толпа, подпихивающая зеленого монстра.
Тяжелый все-таки, гад!
- Слышишь, ты не тормози только.
- В горку крокодила мотором
слабо! Да?– заныл я, почуяв сомнение.
- Да не бзди ты! – подбодрил меня
Сашка, - С горки съедем, потом развернемся. Увидишь, на
эту горушку, с ветерочком вылетим! - заверил он меня.
Горушка была, не крутая, но
длинная, зараза.
Минут через пять, запыхавшиеся и
разгоряченные, мы торжествовали её покорение.
Под горку крокодил побежал сам.
Веревка, связывающая нас, начала
угрожающе провисать.
Внезапно движок, чихнул
сизым перегаром и весело затарахтел! Велосипед рвануло, на
втором-третьем зигзаге, Сашка едва справился, и сцепка пошла ровно.
Вой маленького моторчика заглушил
остальные звуки.
Смрад от выхлопа и разогретого
асфальта вытеснили прочие запахи!
Голова пошла кругом.
Сердечко мое трепыхало. Внутри
живота у меня начала стремительно нарастать стынь
предчувствия. Такой холодок, все живое обычно, заставляет бежать,
без оглядки, со всех ног, куда глаза глядят, ибо он предвещает
губительную опасность!
– Сашкааа! Остановиии! – завопил
я, пытаясь, со всей мочи, давить на тормоз крокодила. Сил моих,
мягко говоря, было маловато, слава богу!
Видел, Санек, тоже чего-то,
кричал во все горло.
Орущие, с выпученными от страха
глазами, мы промчались под уклон.
Свистел ли при этом ветер, не
помню.
На ровной дороге, сцепка
постепенно начала терять скорость. В душе разлилась песня, та самая,
знакомая каждому пацану, хоть раз промчавшемуся на велосипеде
с моторчиком!
Уже можно было разобрать, что
кричат оставшиеся внизу,
- Сашка! Разворачивайтесь!
- Не сбрасывай скорость, а то
заглохнет!
- Разворачивай!!!
Сашкин велосипед плавно описывал
дугу. Я тоже стал заворачивать свое чудище, но явно не поспевал и не
вписывался в габариты дороги. Слепая сила рванула трехколесную
махину инвалидской рычажной коляски. Крокодил полетел в кювет,
наскочил на каменюку, подпрыгнул, и медленно завалилось на бок.
Привязанный веревкой велосипед, резко вывернулся из-под хозяина и
Санька, кубарем, едва отскочил от него в сторону.
Вылетев из кресла коляски, я, со
всего маха, е..нулся о занозистое благо местного
благоустройства! Судя по этому матюгу, так и произошел мой
незабываемый, половой контакт. Точнее, не с полом, а с досчатым
тротуаром. Помогать себе ни ногами, ни руками я не мог. Они, где-то
лет десять уже были парализованы.
До самого конца лета провалялся в
больнице с переломанным плечом.
Может быть по этому, почти все
наши подружки, потом, стали принимать меня к себе в игры. Больным, а
чаще доктором.
Жаль, длилась эта пора совсем не
долго.
С тех пор, греховное видение,
чуть примятых, нежно-розовых лепестков, возбуждает во мне
всепобеждающую энергию, и страстное желание жить. Во что бы то ни
стало.
Наша альма-матер своего общежития
не имела.
Деканат, иногородних студентов
размещал, где получится. Искать ночлег самостоятельно, в силу
ума и житейского опыта, нам в голову ни приходило.
Обычно нас селили по углам разных
квартир. Народ, во всю прыть, строил коммунизм. Хрущевок к тому
времени уже натыкали полным-полно, однако, новоселов, постоянно
испытывающих финансовые трудности, тоже было немало, советские
граждане, как могли, выкручивались, поэтому снять временное жильё в
благоустроенном доме, рядом с нашим заведением, большого труда не
составляло.
Так что, квартир нам обычно
хватало.
Еще, была гостиница. За три дома
от «матера». Но позволить себе поселиться там могли лишь
только самые ушлые везунчики.
Это был шикарный отель, с лифтом.
Швейцар у двери подъезда! Шитая
золотом черная ливрея. Окладистая серебристая борода! Как с
картинки.
Чего он там делал? Было совсем не
понятно. От этого значимость его фигуры казалась чрезвычайно важной.
Партия и правительство, позднее, доверят ему гонять наших
засидевшихся подружек.
Туалет с умывальником находились
в самом конце длиннющего коридора. А душ, вообще, один для
всех. Ну и фиг с ним!
По тем временам, все равно, было
шикарно! Вот же, Слава КПСС, до сих пор, помню.
Однажды, я, случайно, поселился в
том командировочном раю. Явно, где-то чего-то не подрасчитал.
Пришлось съезжать не к стати.
До конца сессии оставалось дней
десять. Все квартиры расположенные неподалеку были уже заселены.
Лучшее, что мне предложили наши кураторы - угол частного
домика на самом краю большого города.
Несмотря на самый разгар лета, я
сильно простудился. Сопли и слезы допекали меня! Мучил кашель, как
из бочки. А где болело сильнее, в голове или в груди, было не
разобрать.
Но и это еще не все!
Очевидно, с постельных
принадлежностей пресловутого храма ко мне нацеплялись, причудные
такие, маленькие насекомые. Поначалу они свербели под мышкой. Но
вскоре, руки, гонимые приступом зуда, сами лезли к потаенному месту
моих мужских принадлежностей!
С тех пор, такого срама на душе и
в организме, никогда не испытывал!
Да простит меня господь.
После шести часов сиденья в
аудиториях, наступило полное одуренье. Однако деваться было не куда,
и я отправляться к новому месту временного обитания.
О том, что это далеко – мягко
сказать!
Четыре остановки троллейбусом.
С час на трамвае.
И еще, пешком, километра три, по
всяким там улочкам-закоулочкам.
Жара стояла невыносимая. Это
почувствовалось уже в троллейбусе! Болтанка желтого вагончика,
окончательно доконала меня.
Вот это был кайф!! А то – колеса,
колеса.
На нужной остановке, пассажиры
помогли мне высадиться.
Попутчики быстро рассосались. Я
оказался в пыльном, душном, и абсолютно не знакомом местечке.
Из долгого объяснения редкого
прохожего, запомнилось лишь три-четыре этих самых «налево,
направо, еще чуть-чуть …».
Минут пять, двигался
привычно, как заведенный.
Какая-то молодая женщина спросила
- Может помочь? Куда надо-то?
«Ну, уж нет, я все-таки мужчина».
К тому времени, всех обладательниц аленьких цветочков, кроме родных,
я уже воспринимал только, как носительниц этой прелести. Даже
представить себя, разомлевшего от нечаянной страсти, подталкиваемого
женщиной, было ниже всякого моего унижения.
- Что Вы, что Вы, спасибо.
Двигаться мне очень даже полезно. Для здоровья! – промямлил я
чего-то в этом духе.
Она восхитительно улыбнулась и
исчезла. Как там поют, - толи женщина, а толи веденье!
Чесалось жутко!
Подходил ли еще кто ко мне, не
помню. Но, уверен, подходили.
Заныли мышцы и суставы. Хворь
замутила зренье.
В мозгу выплыло, - «У бегунов на
длинные дистанции появляется второе дыхание». Я осатанело продолжил
накручивать, пологая, что силы, вот-вот, вернутся!
Может от этой мысли, может
оттого, что оно действительно пришло, но действительно какое-то
облегчение наступило.
Еще на несколько минут хватило.
Но жара, болезненное
состояние организма, опять измотали меня.
Показалось, что совсем потерял
сознание.
Нет, не потерял. Это выяснилось
после очередного угрызенья гениталий.
Прямо-таки пес шелудивый!
Мужички что-то перестали
попадаться.
«Остановлюсь, упаду - смерть» -
внушал сам себе! Воображал себя раненным Римским гладиатором,
представлял всякие картинки на тему «А если б он нес патроны…»
Но фантазии воспаленного
ума, продержали меня еще минут пять, не более.
Судя по очередным указаниям
«налево, направо…», понял, что преодолел, может быть, первую
треть пешего маршрута.
Положение становилось отчаянным.
Времeни прошло много. Нудили, уже
лопнувшие, мозоли. Когда они взялись?
Надвигался вечер. Что делать? Как
быть дальше? Мочи совсем не было. Новые волдыри и прежние
напасти, окончательно вымотали.
Измочаленный, я совсем
отключился. Только яркие, сине-зеленые змейки на черном фоне.
Ощущений – ноль. Эмоций – ноль!
Сколько я так просидел, не знаю.
Но сквозь всю это тягомотину в
каждую мою клеточку, уверенно, начал проникать свет осознания:
- Колесо своей фортуны, отныне и
навсегда, я должен крутить!
- Как буду крутить, так и
жить буду.
- Смогу крутить сейчас –
значит смогу до конца дней своих!
Что бы быть точным, добавлю - не
колесо, а колеса, поскольку у моей инвалидной коляски их четыре.
И всё. Усталость, болезни и, будь
они неладны…, всё отступило. Непросто отступили, а провалились
в тартарары. Дальше время летело незаметно, до самого желанного
места.
Хозяйка, Царствие ей небесное,
земля – пухом! оказалась замечательная.
Уже на следующий день она
избавила меня и от букашек, и от простуды.
Вскорости, к нам приехала моя
жена от первого брака.
А еще через несколько лет я стал
дипломированным специалистом
Но все крутится да крутится
колесо моей фортуны. Вроде бы сам кручу. А оглянусь, слава богу, за
спиной, всегда кто-то есть.
31.08.02 - 06.09.02 - 25.9.02
– 21.10.02
Глюки про
рыбалку
Он опять проснулся!
Все сокрушающий и непреодолимый.
В первый раз это случилось, когда
мне было лет тринадцать.
Мы еще только начинали курить.
Подбирали бычки и курили тайком, опасаясь, как бы кто не засек. А
высечь нас тогда мог любой взрослый. Увидит пацана с бычком на губе
– догонит, и накостыляет! В школе, тогда, начали толковать
закон о защите детей. Поэтому мы сквозь слезы, изредка, огрызались,
- «Сыночка своего лупи», но по привычке, остерегались. Теперь
взрослым глубоко наплевать, чего там чужой пацан шкодит! Разве, что
бабка какая, или старик начнет грозиться, так им и не догнать!
Стоит лишь раз посидеть у воды, с
удочкой. Да наловить рыбешки, чтобы хватило ее вдоволь поесть, хотя
бы одному. Вот с этих пор и начинает просыпаться внутри тебя
древнейший инстинкт охотника-кормидьца!
Страшный и непреодолимый.
Попробуй, утром, до ветру не
сбегать. Сразу поймешь - потакать инстинкту нужно всегда. Особенно
когда он проснулся!
Гляжу в окошко, - Эх, погодка
завтра будет, - закурил.…. Ни ветерочка, ни дождичка.
На рыбалочку махнуть, что ли! -
ухает радостно сердце. Глаза заблестели, душа запела.
Откуда что и взялось! Орел – да и только!
Ну как же, охота братцы. Охота.
И пошло-поехало!
Удочки, спиннинги, закидушки! Как
там крючочки, да лесочки? Сам и только сам варю крупу для
прикорма. Ни густо ли, ни жидковато?
Всю ночь с боку на бок, с боку на
бок… Однако, внутренние часы тревожат. Пора! «Так все ночь
ведь провертелся, ну хоть чуточек поваляться».
Небо за окном чуть сероватое.
Толи вечер еще, толи утро уже. Так, часы, вот они! Стрелки сложились
внизу. Утро, конечно же.
Снова утро.
«Подъем»! Пулей - из постели.
Вроде бы вовремя проснулся.
Как там ветер? А дождик? Уф!
Благодать, слава богу!
Холодная струйка вода из под
крана, на руки, на лицо, на шею. Бодрит. По спине, по самому
желочкбку.… Сразу полотенцем, полотенцем, насухо.
Одеваюсь быстро. На праздник, что
ли, это в сторону. Может футболки хватит? Нет, эта вот потеплее.
Будет жарко подразденусь.
Может завтрак по боку, совсем,
чего время-то терять. А да ладно…
Звоню другу. Как
договаривались, всего один звоночек-гудочек.
Мой телефон тут же звякнул.
Трубку хвать, там гууу - «Ну точно, он уже проснулся»!!!
На крылечке утренний холодок по
еще тепленькому со сна организму.
В просветах между корпусами
высоких домов уже четко обозначился, предстоящий восход солнца!
Так, гараж, ключи. Вечная возня с
воротами. «Все, приеду, сразу же смажу»!
Колеса в норме. Масло в среду
подливал, порядок. А на заправку-то заскочить придется, ладно, когда
обратно поедем, должно горючки хватить. Точно, хватит.
Завелась с полпинка.
Тронулись!
«Нет, точно, вот приеду
обязательно смажу эти петли хреновы»!
Друг, чего-то капается, - вечером
же договорились.
Наконец-то все разложили и все
расселись.
- Экипаж – взлетаю! Курс боевой!
А в машине-то теплее, чем на
улице.
Ладно, не мамонты, не вымерзнем!
Фары выключаю.
Шарашкаются редкие пешеходы.
Может на работу. Или с работы?
Этот-то, крепко видать ночку
провел! Эк его шатает болезного!
Глянь-ка, девочки уже с моста
разбежались.
Первый автобус попался.
Вот уже пост ГАИ.
Хорошо, что снова ГАИ, а то
ГИБДыДы, какое-то! Ну, спасибо, в мою сторону даже не глянул.
Встречных почти нет, можно и
газку подкинуть!
Мотор гудит ровно. Дух сна еще
прячется где-то по уголкам салона.
Молчим.
Приблизительно, через полчаса,
сквозь чащу мелькающих вдоль дороги деревьев, блеснуло первое
серебро большой воды. Как всегда неожиданно. Скоро открылось и всё
зеркало. Спокойная, влекущая гладь. Закоулочки души заполняются этим
легким и чистым простором.
Оживились, проснулись мои
пассажиры.
- Глянь-ка, досада. Вон те уже
приперлись.
- Когда успели? Толи совсем не
спали.
-Да бог с ними, мы подальше, на
свое заветное местечко проедем.
Потихонечку, через прогнившие
бревна мостка, по разухабистому проселку, через всю деревню, мимо
погоста.
Приползли.
Звонкое эхо светлого леса,
вскрикивает редкими голосами просыпающихся птах. Остатками лохматой
бороды, уже прошедшей ночи и напрочь улетающего сна, над водой
воспаряется туман.
Точно, клевать сегодня будет!
Ключи спрятать, карман закрыть.
- Дверями потише, рыбу
распугаешь!
- Глянь, кругов то сколько. Рыщет
уже вдоль бережка-то!
- Да, - протяжно так, с выдохом,
- хапанем мы сегоднячко!
- Сейчас получше чем летом.
- В июне-то, помнишь, от мошки
спасу не было. Главное, комары мазилок, боятся. А ей хоть бы хны.
- Накомарник только и спасает.
- Ага. Но в нем поплавок плохо
видать.
- Ну да, это когда на сетку
солнце падает. Если тень, ничего, смотреть можно.
- Да ну его. потерпеть можно.
Мошка почует, что ты гавнястый и разлетится. Главное, траву не
растревожь. Опять ведь роем повылетят.
- Опарыша взял?
- Да ну его. Сейчас лучше на
перловку. Хлеб-то сбивает, тихушник. Уж больно осторожный. Крупинку
треплет. Подольше висит. Глядишь и попадется карасик-то.
- С утра, резче берет, так на
хлеб можно.
Вот уже первыми лучами солнца
высветилась полянка слева.
Леска при забросе радостно
блеснула. Вспыхнул поплавок!
Вжик! Плюх по воде, и тишина.
Солнечные блики от воды прямо в
уголок глаза.
То ли клюет, то ли кажется?
Точно, клюет!
Вот так его! Резко, но
плавненько. Опа! Холодит ладошку удовлетворенная страсть!
Бывает – Опа! И лишь досадная память в руке о силе
сопротивления.
Не зря говорят, - «Рыбку поймать,
что на бабе побывать!»
- Глянь, подрос за лето-то!
- Если дальше так припекать будет
куртку уже снимать можно.
- Да, сейчас так. Солнышко
выглянуло печет, а тучка нашла, так холодом засечет!
- Болтай, болтай да гляди. Вон
тот, красный! Давно поплавок положил!
- Хлеб сожрал и удрал. Вот гад.
Опарыша бы точно схватил!
Шлеп - по воде.
Толи рыбка, где играет, толи
поплавок об воду – шлеп.
Уже есть захотелось.
Чего там из дома прихватили?
Можно конечно и так, вроде быстрее будет.
Но ушица на свежем воздухе,
получше будет. Валя вон в машине, поди засиделась за вязанием-то
своим.
Уговариваем сварить,
- Есть же рыбки маленько.
Газет из дома навезли. Рекламу
сейчас тоннами тащат, свертков да кулечков разных, эвон сколько,
накрутили.
- Сушняку сейчас поднесем.
- Там где-то в багажнике, примус
есть.
- Возиться с ним еще.
- Зато без костровища.
- Костровище к весне зарастет, а
мусор сожжем. Глянь, сколько накидали. Пакеты целлофановые,
бутылки! Читал? Даже пустая пачка от сигарет несколько лет
гниет! В костер и ее!
- Рыбу-то дочищай. Вода закипает!
- А где что? Картошка, лучок?
- Соль есть подсоли. А когда рыба
минут пять покипит, тогда накидаем, всего что набрали. Вон я смотрю
у вас картошка есть. Уже отварена, да с лучком.
- Сала подрезать можно.
-А это что? Крупа пшенная для
приманки. Перловка? Пойдет. Главное горяченькое, да с дымком! Да
погуще что бы!
- Каша получится!
- То не каша, то уха!!!
И в сон поклонило.
Может час, может более,
проползло.
Уже от долгого, неловкого сиденья
весь зад отваливается.
Губы потрескались. Живот, от
выпитой воды, пучит.
Глаза, как у рака, повылазили от
напряжения.
- Еще посидим, или домой
собираться. Уже часа два ни одной поклевки. Вымерло что ли
все.
- Если бы сам ни поймал, не
поверил бы, что тут какая-то рыба есть. Будь она неладна.
Голову напекло.
- Ты уж лучше фуражку намочи, да
на голову. Лучше мочи-то! Через полчаса высохнет.
- Ух, жарища! Конец августа, а
так печет.
- Толи дождь лучше?
- Ну, в дождь хоть прохладно,
все-таки устаешь меньше.
Соглашаюсь,
- Главное не промокнуть. Плащ на
голову, мешок на коленки. Они же торчат, вечно, самые мокрые!
- Надо что бы сухая тряпка была.
Мокрыми-то руками наживку плохо насаживать.
- Это точно. Тряпочка сухая
всегда должна быть под рукой. Хреново когда руки, после рыбы,
мокрыми остаются. Скользкие, вонючие. А обтер и порядок!
- И удилище чистым остается.
- Ага! Вот он! Попался
долгожданный!!! Нет, еще посидим?
- Да, давай часиков до семи. А то
пока до города доберемся, пока по городу разбредемся, уже и темно
станет.
- Как пить дать – стемняет. А там
с рыбой еще возиться.
- Нет, рыбу лучше чистить здесь.
Домой чищенную привезёшь, хочешь сразу поджарь, не хочешь, в
холодильник положи. В холодильнике, чищеная, тоже лучше сохранится.
- Это точно. Было бы чего
положить.
Заблестело солнце с левого глаза.
Так и есть – половина седьмого!
Ногу отсидел, аж пошевелить
больно. Мурашки - термиты какие-то! Да, чаще надо шевелиться. Лень,
вот и мурашки, чтоб им не ладно.
- Все, сматываемся! – кричу
другу.
- Клевало сегодня вяловато.
- Это точно. Маленько утром,
маленько в обед, маленько вечером.
- Маленько, маленько, - радостно
бурчит друг, - а килограмчика-то по два натаскали.
- Да поболее, может!
Нажарились, намерзлись.
А уж накурились, дым из ушей дня
три валить будет! На берегу куришь чаще, чем дома. Наши городские
организмы отвыкли совсем от обилия чистого воздуха, вот и требуют
гадости маленечко. Поэтому я на рыбалке курю с мундштуком, но по
полсигаретки. Ломаю сигарету пополам. Обязательно ломаю. Потому что
в окурке никотина намного больше.
Вроде бы все собрали. Все на
месте.
- Да не хлопай ты так дверками,
нормально же закрываются!
Суставы ноют. Спину ломит.
Да ну ее эту рыбалку к лешему!
Не дети же, давно за пятьдесят
перевалило.
Чтоб я еще туда поперся!
Сейчас на бензин вон сколько
ухлопали, до города теперь-то точно доедем. За такие деньги этой
рыбы на базаре можно купить, хоть жопой ешь!
Кое-как, доплелись. Вот моя
деревня, вон и дом родной.
Ворота, ворота! Там надо-то
несколько капель. Да пошли они… В следующий раз, точно, смажу.
Сегодня и без того умаялись.
Едва глаза сомкнул – поплавок по
волнам, повело, повело… Руки как кто током - дрыг! Сплю как убитый!
Соседи сверху девок понавели.
Разбегаются, вроде, а визжат, чтоб им там повылазило!
В окно взглянул, небо серое. Ни
ветерка нет, ни облачка.
Стрелки внизу циферблата опять
вместе.
Новое утро.
Может еще раз на рыбалочку?
Понедельник? Ну и что. Дружок-то
в отпуске. Ему только шепни.
Валя вон тоже проснулась,
ворочается…
Скоро соседи на работу пойдут.
Если что, помогут спустить меня по ступенькам в инвалидной
коляске.
Они, слава богу, люди хорошие,
понимают – охота!
А денег до конца недели не
хватит...
Вот тебе и инстинкт, инстинкт.
27.08.02 - 04.09.02 -
11.09.02 – 26.09.02- 04.10.02 – 20.10.02
Опыт
реанимации
Я очнулся уже не в первый раз.
Первое пробуждение, обычно похоже
на воскрешение из мертвых.
Это всегда похоже на умиранье.
Засыпание под воздействием эфирного наркоза.. С первым же
проникновением газа в легкие, все четыре угла потолка начинают
кружиться. Уже все, что ты видишь, стены, люди, склонившиеся над
тобой, блеск ламп и аппаратуры, все втягивается в эту круговерть и
вместе с тобой летит в глубокую и черную трубу. Неудержимый и
стремительный полет к единственно светящейся, вдалеке точке. Точка
быстро и неотвратимо приближается. Растет. Мгновение, и ты уже
различаешь все эти трубочки-шлангочки от различных мерцающих
приборов, идущие к твоему телу. А свет исходит от тусклого ночничка
в реанимационной палате.
Все! Жив, а окружающий мир
реален.
В тот раз ученые доктора, часов
шесть, колдовали над моей ногой. Они все пытались узнать, чего может
получиться, если вот тут отрезать, там отпилить, а вот сюда
все это, попробовать, пришпандорить.
Они так всегда поступали со мной
в этом пресловутом научно исследовательском институте хирургии и
ортопедии. Начали, когда мне было лет шесть.
Но это был последний раз. Мне уже
было почти шестнадцать.
Память была великолепна. Всякое
ученье давалось легко. Серьезно увлёкся радиотехникой. К тому же,
все ухищрения исследователей, над моим парализованным в годовалом
возрасте телом, давали исключительно отрицательные результаты. Я
понял – хватит лечиться, надо учиться.
Но в науке отрицательных
результатов не бывает. Теперь-то, эти профессора, точно знают, что
таких операций на парализованных детях проводить не надо. Толку не
будет. Только изуродованные шрамы, да куча проклятий в зрелом
возрасте.
Однако внутренний барометр, на
старости лет (ломота в костях, к плохой погоде), это не все что
досталось мне в награду за личный научный вклад подопытного кролика
потрошимого в застенках этого, и поныне существующего, каземата.
Последние три дня, а может быть
четыре ночи, меня будили только сумасшедшие боли, терзавшие ногу, от
которых, сознание скоро вновь угасало.
Но в этот раз проснулся от
неведомого мне ранее ощущения. От боли и следа не осталось!
Воспаленными губами явственно
почувствовал нежную пухловатость, чужих губ. Чужой язычок
мягко и настойчиво пытается проникнуть внутрь меня.
В сознание вплыла особь
противоположного пола. Не мужского. Ни каких сомнений почему-то не
было.
Она, явно наслаждалась и
увлеклась.
Раньше, кроме мамы, меня ни кто
не целовал. Сознание светлело, это была не мама. Мамы так и не
целуют.
Наслаждаясь первым ощущением,
захотелось понять, а что же она чувствует, и я решился. Робко, едва
заметно, остановил ее губы своими. И так же, как только что она
сладостно терзали мои, начал нежно прижиматься к ее губам.
Сначала поверху, а затем все
интенсивнее и глубже, мой язык сам стал проникать в глубину губ
ночной незнакомки. Она, так же как и я, чуть раньше, разжала свои
зубки и полностью подчинилась моему натиску.
Как только мои деяния становились
более яркими, ощущались ее легкое звуки, приводящие меня в восторг
от доставляемого удовольствия. От того мои следующие действия
становились более смелыми и решительными.
Сила и ослепительность неведомой
мне ранее истомы множилась и полнила все мое, когда-то, больное тело
и воспаленное сознание.
Наш поцелуй прервался только для
того, что бы перевести дух и продолжить эту сладостную муку.
Открыл глаза. В отсветах ночного
города, проникавшего сквозь больничное окно, узнал свою
соблазнительницу – Рита.
В начале шестидесятых, чтобы
проще поступить в институт, молодежь, на один два года
устраивалась работать в учреждения, по профилю избранной
специальности. В этом НИИ, тоже, были несколько молоденьких нянечек,
непременно решивших стать врачами. Одной из таких девчонок и была
Рита.
Раньше-то, я ее не выделял. Рита,
да Рита.
А сейчас, мы оба хотели новых
ощущений. Новые поцелуи становились еще более долгими и
мучительными. Они сближали и раскрепощали нас с каждым разом все
больше и больше.
Какая прелесть! На ней не было,
столь привычного в больничной обстановке, белого халата. Я уже и
отвык от женского облика в другом наряде.
Легенькая летняя блузочка имела
вырез, сквозь который, скорее ощутил, чем увидел матовую, полную
влекущей неги, глубокую ложбинку, отделяющую одну пьянящую грудь от
другой. Непроизвольно дотронулся ладонью до этой дорожки.
Прилив удушливой волны превзошел
все только, что испытанное.
И вновь её едва заметное
поощряющее движенье.
На ощупь расстегнул подставленные
пуговички. Оголенная плоть! Пытаясь объять не объятое, целовал их
мякоть поочередно, неумело тычась куда попало. То робко, то с силой,
то слегка прикусывал благоухающие и трепещущие ягодки. Разомлев, она
своими губами вновь стала ловить мои.
Теперь уже не только губы, но и
соприкосновения рук и грудей, жгли наше воображение.
Глаза совсем свыклись с темнотой.
Коротенькая, девичья юбчонка, и абсолютно голые ноги
живо пробудили во мне образ цветочка, виданного в детских, невинных
забавах. Его нежно-розовые лепестки явственно возникли в моем
взбудораженном воображении. Избавиться от их видения не было ни
малейшего желания. Внизу живота начало расти, набирать мощь
неведаное до селе явление. Не то, что бы раньше со мной такого не
бывало. Наоборот, после того, как над верхней губой появился легкий
пушок, каждое утро я просыпался именно от этой истомы. Но тогда это
было, скорее, предчувствием чего-то, еще далеко предстоящего. А
сейчас это давило и ломота готова была вырваться наружу, ни то
стоном, ни то последним выдохом.
Образ цветочка горячил моё
воображение. Уже виделись все-все его мыслимые и не мыслимые
миленькие прожилочки. Одна моя рука, с груди соскользнула к
ноге Риты. И потянулась выше коленочки. Трусиков ни на ней не было.
Едва уловимым рывком она
вся подалась навстречу. От этого движенья, я наткнулся на её
нежнейшую влагу, отороченную, реденькими, но уже колющими волосками.
Прощай детство, прощай!
Нащупав лепестки, начал, со всей
доступной мне нежностью, разглаживать, и укладывать их в
разные стороны, отчего наш трепет перешел в ознобную дрожь. Губы
пересохли. Казалось, вся влага с них отошла туда, вниз. Рита вся
естественно развернулась и, полностью отдавшись охватившему нас
упоительному чувству, откинула с меня край одеяла. Её горячая,
вспотевшая ладонь, легла на кисет, а чудные, ласковые пальчики
чуточку погрузились в мои ягодицы. Затем, вся ее ладонь, томительно
и робко, потянулась вверх. К самой верхушечке древа познанья.
Кончики моих пальцев, повторили
ее движение снизу, от ее ягодиц, вверх, до спрятавшегося между
раздвинутыми и разглаженными мною лепестками вялого бугорочка. Мы
оба вздрогнули неожиданно почувствовав, высшую, как нам тогда
почудилось, точку нашего блаженства.
Как долго это повторялось,
сказать невозможно. Может быть, мгновенье. Может быть, вечность.
Только порыв слепой стихии наслажденья!
Воздуха не хватало. Не то, что бы
моя гипсовая повязка по грудь, мешала дышать. Но так говорят.
И вдруг в каждой моей клеточке
пробудилось, - Это любовь! Самая настоящая любовь!!!
Возбуждение детским заливистым
смехом, пухлыми коленочками и локотками все громче и радостней
зазвенело в висках, переполнило меня и гейзером вырвалось в её
ладонь. Струя пульсировала сильно и мощно, в такт с ударами наших
клокочущих сердец.
Под этим напором, она вся
ослабла, едва слышно протяжно выдохнула, и в приступе, непонятной
для меня боли, отторгла свою, истерзанную моими ласками, прелесть.
- Я люблю тебя Рита, - первый раз
в жизни прошептал я.
У нее уже не было ни какой мочи
ответить мне.
Мы лежали совершенно
обессиленные и ошарашенные.
Потом все повторилось. От начала
и до конца. И повторялось еще много раз.
- Работать надо идти, а то
потеряют – буднично, как ни в чем не бывало, сказала Рита
неожиданно. после очередного приступа юношеского безумия.
Резко встала, привычно,
восстановила больничный порядок и выскользнула за дверь.
Больше я эту Риту ни когда не
видел.
Организм был молодой и здоровый.
Нога быстро зажила. Все что отрезали и пришивали, скоро приросло
туда, куда хотелось профессорам. Но толку, как всегда, не было. Меня
выписали и окончательно забыли.
Немного позже, случилась другая
любовь. С ней у меня продолжились совершенствования любовных
познаний. Мы даже поженились!
Моя первая юная жена, тоже искала
совершенства своих чувств. Несколько раз она уходила, не то, что бы
за рогами, а просто мы уставали друг от друга, и от стирок, и от
баланды, называемой, почему-то, семейным обедом. Нам обоим хотелось
новых и более острых и острых ощущений.
Потом она возвращалась. Мы
делились познаниями и опять разбегались. Чем больше приходил опыт,
тем тупее и глуше становились наши восприятия друг другом. А когда
наступил предел, мы благополучно и окончательно разошлись. Остались
лишь обоюдные воспоминания о нашем настоящем, первом половом
контакте.
Банально женился во второй раз. И
до сих пор, уже тридцать с лишним лет, живу с моей, иногда, горячо
любимой женой.
Но, выплывает и выплывает, на
серенький экран обыденности, неяркий свет ночной реанимационной
палаты…
Чудны дела твои господи!
Брежнева уже уронили в могилу. На
Красной площади. Прямо на виду у всего честного народа!
Уже потом, этот эпизод не
показывали. Вырезали.
А тогда, в прямой трансляции, мы
все, видели, как офицеры похоронной команды чего-то там
замешкались. Заминка вышла. Но от расторопного и энергичного
пинка, вылетела распорка у изголовья, а в ногах осталась. Из-за
такой неожиданности, почетный караул, удерживающий гроб на
полотенцах, на чуток замешкался.
И гроб с генеральным телом
маршала, пошел колом! До самого дна могилы!!
Мне и тем, кто вместе со мной
глядел по телевизору на все это всенародное зрелище, явно послышался
глухой удар:
- Бух!
Мы все тайком, тихонечко,
вздохнули от облегченья. Примерно так бывает после долгого
мучительного запора.
Бух! Уффф…
Никто и не догадался, тогда, что
именно этот «Бух!» оповестил всему миру,
- Все братцы. Опять России
вляпалась в свой новый этап, неведомого ей до селе, -изма.
Сразу - только кошки родятся.
Еще какое-то время ощущался гнет
старой гвардии.
Но помаленечку кое-что стало
меняться.
С бутылочкой заветной бормотухи,
в рабочее время, уже надо было прятаться.
Днем нас начали ловить прямо в
магазинах, кинотеатрах и прочих местах общественного пользования.
Знакомого поймали в бане.
Документы у всех забрали. У кого-то были заводские пропуска, у
других еще какие-то удостоверения нашлись. У него оказалось
водительское удостоверение.
Привезли их всех в обезьянник.
Установили личности, выписали какие-то бумажки, вернули документы и
часа так через три выпустили. Но куда-то пропали права. Разбираться
не стали.
- Иди, иди. Нехрен без машины
таскать. Да не шатайся, где попало, по своим выходным без паспорта!
Еще позднее, на крыше соседнего
дома, почти весь день просидела белая, огромная полярная сова. А в
это время вся страна, в очередной раз прощалась с очередным
генеральным старцем.
Но с каждым днем читать толстые
газеты и журналы становилось все интересней и интереснее. Глаза
лезли из орбит! Понимали не всё. Однако все понимали «Ну и дураки же
мы все!».
На улицах, и там где собирались
хотя бы двое, только и было слышно:
- А ты читал?
- Как он пишет, как пишет…
- Откуда он взялся! Ни как не
припомню эту фамилию…
- А ты читал? Какая дерзость!
Надо же! Из-за куска мыла,
шахтеры учинили неслыханную забастовку!! Эти вечно пьяные, грязные и
малограмотные работяги – и из-за колбасы с мылом!!! Я и до сих пор
не верю, что все это произошло стихийно. Ага, прямо-таки щас!
В начале было бух! А уж потом
где-то, кто-то быстренько подсуетился.
И вот уже на улицах появились
молодые энергичные, бородатые дядьки. Демократы! Нет, это были не
те, которые потом и ныне. Те были абсолютно непонятное и
таинственные! Город был не большой, прожил я там лет двадцать и
почти всех знал в лицо. Но откуда взялись те? До сих пор для меня
загадка.
Что бы раньше политика меня не
интересовала – совершенно нельзя так сказать. Наоборот, еще в
детстве я любил читать газеты. Правда, правда! Сперва читал про
войны. Израиль, Северная Корея, Куба!
–Патрия о муэрта, - орал я вместе
с пацанами, которые слушали мои произвольные пересказы газетных
статей, - Но пасран!
Потом читал взахлеб про спутники
и ракеты.
Читать материалы ХХ съезда партии
было поинтереснее любого детектива!
Так и втянулся.
В молодости появились друзья из
пишущей братии. Увидел, что да как готовится на этой кухне. Помню,
как за стаканом яблочной стряпали обсуждения письма молодой
комсомолки. Что-то вроде, - «про любовь и долг перед родиной». Такой
материал требовали от редактора. Письмо и потом отзывы
строчили мы сами. На самом же деле это ни кого не
интересовало. У молодежи и тогда были совсем другие заботы и
проблемы. Пива на всех не хватало, а разливной «Солнцедар» -
ужасная мерзость!
Реальных писем, от читателей той
газетки, ни одного не поступило. Может быть через месяц, нам и
самим эта игра надоела. Схлынула пурга, нагнанная каким-то
функционером
И тишина.… До очередного приступа
воодушевленья масс.
По тем временам, я рано стал
начальничком. Толи было лето, и все партийные спецы по номенклатуре
махнули на юга. Толи еще почему, но меня прохлопали, и я попал на
пост председателя настоящего горкома. Не, не! Ни ВЛКСМ, ни КПСС.
Тогда и других горкомов было навалом! И уже через несколько дней в
понятиях «правление», «устав», «руководящая роль партии» я плавал
как рыба в воде.
Ковры и нагоняи мне мало
занимались. Все больше как-то, веселенькие пирушечки. «На
работу как на праздник!», единственный лозунг, который в народе
воспринимался с неподдельным воодушевлением. Некоторых из нас, с
работы увозили чуть тепленькими. А что бы кое-кто ни выпал, того к
спинке кресла привязывали проволокой.
Вот так, бегом-бегом, не отходя
от тяжелого канцелярского стола, с утра и, подчас, до позднего
вечера.
Почему?
Потому, что главным всегда был
треп. Треп между второй рюмочкой и «Ну ладно, я пошел, а то еще надо
заскочить…». Руководители всех рангов и уровней, как и подобает,
были друг с другом «на ты». Разве, что изредка наезжавшие, для
профилактики, высокие гости. Так те вообще заскакивали перевести дух
и бегом, общаться на свой, соответственно высокий уровень.
В конце восьмидесятых организации
и партии начали возникать как грибы. Учитывая мой возраст и опыт,
меня даже отправляли в Москву на учредительный съезд, одной из
первых, тогда, всероссийской общественной организации.
Важные лица из числа руководства
страны, министры, Московские чиновники и журналисты! Но и там
официальное ля-ля, потом буль-буль, по грамусиньке, две три пары
фраз которые и определяли смысл или абсурд происходящего, и «ну все
братцы, вы уж тут без меня, как-нибудь…».
«Работа у нас такая,
забота наша простая,
пила бы страна родная
и нету других забот…».
Горланили с полудурашливым
наслаждением за плотными занавесками на всех руководящих этажах!
Три кита, на которых держится
политика для народа.
1. На официальных сборищах и
мероприятиях громкие, правильные, «в свете последних решений» слова.
2. При встречах между собой -
анекдоты и сплетни про тех, кто сверху. Абсолютное, циничное
пренебрежение ко всему сказанному в разделе 1.
3. Дома в кругу семьи и там
далеко-далеко, внутри себя, каждый политик сам по себе, такой, каким
его бог создал.
Мне было противно, и уже мутило
от этого всего.
Так жить нельзя. Это потом все
услышали эти слова из уст кумира!
Ведь знал же я, балда, ляпнуть
такое да еще с высокой трибуны может либо полный идиот, либо в
сиську пьяный партийный бонза. А, поди, же ты, поверил!
Мало того, что поверил, так еще и
решил, вот сейчас настал тот самый ключевой момент. Без моего лично
участия ни кто не сможет изменить ни эту кухню, ни ту баланду,
которая там варится, ни жизнь меня окружавшую.
Ох уж это сладкое слово
«свобода»!
Причудится же такое.
Эйфория!
Мой, ныне покойный друг, решил
баллотироваться в депутаты Верховного Совета СССР! Но КПСС еще не
окончательно свихнулась, и рогулек на этом поле наоставляли не мало.
А Ларионыч, царство ему небесное, никогда и не был
номенклатурой! Ему только и удалось пробиться на какое-то там
собрание, где была предрешена судьба депутата от нашего края. А там
опять девяносто девять и девять десятых проголосовали.… И все, и
забудьте!
Ларионыч, сразу после того
собрания, сломался. Исчез блеск в его глазах. Азарт на кухне пропал
окончательно. Молчал больше. Просто молчал. Это я потом понял, что
он сломался.
Но не только кошки быстро
родятся.
Уже через год закулисные
экспериментаторы убрали часть рогулек.
Я тоже решил попробовать, и попер
в депутаты Верховного Совета России.
Мы с Ларионычем, у меня на кухне,
ночи три, напролет, пили холодненькую.
И получилось.
Сразу с полпинка!
Позднее, эту оплошность
потихонечку ликвидировали. Но сунуть свою любопытную голову в это
варево мне удалось.
Выдвиженье, регистрация,
программа! Плакаты и статейки!!
Имидж лепили мы тогда на
собственной коленке! ПиАр-или тут же, между блеском грани стаканчика
и, хрустом солененького огурчика. Это сейчас я знаю, что ПиАр-или и
делали имидж, а тогда, и слов то таких не было!
С деньгами, обещанными на ведение
избирательной компании, меня прокатили.
Зато у Мишки с Жигулей сперли
лобовое стекло. Он и заехал-то минут на пять! Идей и задора у нас
тогда было, хоть жопой ешь! А вот Жигулевских стекол народу явно не
хватало!
Тот случай стал для меня
знаковым. Я понял. Меня узнают и, вроде бы, даже уважают. Как только
я напоминал, что я тот самый кандидат, так тут же было всё, от
козлячего восторга, до откровенной лести.
В общем, утром стекло поставили.
И даже бесплатно!
Да здравствует КПСС и её
верноподданные профессионалы!
Это сладкое слово свобода!
Нас, кандидатов, было семеро. От
бузовавших еще тогда шахтеров, до пенсионеров!
Два месяца мы с утра до вечера
таскались по городу.
Встречи с избирателями были
святым делом.
Своими глазами, впервые увидел
«всю мощь и богатство нашего народа!». Воочию, а не с экранов и
фотографий.
С тех пор я твердо знаю, ну и
болваны же они там на западе. Их столько водили за нос этими мощами!
А они и вправду верили каждому слову, звучащему с официальных
трибун. А как же!
Мы-то тоже верили, что швейные
машинки Зингера образца 27 года и есть самое лучшее. Без подобного
ни одна швейная фабрика мира, в сырых, облезлых застенках, не сможет
пошить такого замечательного, лучшего во всем мире, детского
платьишка модели сороковых годов!
А с какими личностями
встречались! Вечно не просыхающий, молодой сосед - коммунист:
- А вот ты скажи, Регана,
победишь? – и бац! В глухую отключку!
Но если серьезно, на своих
выступлениях, я видел искреннюю заинтересованность, поддержку и веру
– Но пасаран!
Все это вселяло уверенность.
Старался изо всех сил, и не только на трибунах. В газетном опросе,
проведенном перед выборами, моя фамилия была на второй строчке.
Где-то в конце рейтинга, стоял многодетный колхозный тракторист. Его
выдвинул сельский райком КПСС. И тут же, казалось бы, про него
забыл. На встрече в его родном селе я договорился выступить в
последний день компании.
Приехал днем к клубу в
договоренное время.
А там - конь ни валялся! Я
конечно в сельсовет, к парторгу. Его долго не было, как той рыбки в
разбушевавшемся море. Я уже собрался уезжать, как ко мне в машину,
по-свойски подсела мадам. Парторг.
- Ну, ты дурак, - взяла она быка
за рога, - чего тебе в такой мороз дома не сидится!
Я начал чего-то там говорить, но
она грубо оборвала меня,
- Ты бы лучше, вообще, дома
сидел. Выборы, выборы, - буркнул она. - Ты что совсем не понял?
Вопрос то с депутатом, на верху, давно решен. И им будет наш
колхозник, - заявила она голосом партийного секретаря.
Я, было, начал, про новые
времена, про … но её командирский окрик снова остановил мой
праведный гнев.
- Ты, что же думаешь, там дурнее
тебя! – указательный палец тыкнул в потолок машины, и уже спокойно и
назидательно,
– Вас там сколько городских? Вы
там как мухи мельтешите. А наш - один.
- Так в городе народу раз в пять
больше, чем во всем районе, – попытался возразить я!
- Во, во. Ты и подели пять раз на
шестерых кандидатов! Да в городе у вас там сейчас демократия. Хочу,
пойду на выборы, хочу, нет. Вот и не пойдет народ-то. Как всегда,
больше половины, дома будут сидеть. А у нас в деревне, знаешь как?
Если парторг сказал, «Все на выборы и голосовать за Ваньку», будь
спокоен, так и будет. Не подыхать же скотине во дворе, без сена. Ты
как там по рейтингу, второй? Смекнул? Вот и поезжай
домой и спи спокойно. Во второй тур попадет только первый номер и
колхозник. Все брат, кончилось твое время! Езжай с богом.
На тумаках учатся не только дети.
А щелчок по моим надеждам был нокаутирующим.
Спустя несколько месяцев я,
все-таки выиграл выборы на должность руководителя областной, той
самой, общественной организации.
Как-то в августе еду, остановил
милицейский сержантик, совсем, вроде, пацан:
- Казарменное положение ввели,
срочно в город велели. Ты уж мужик поднажми. Говорят, автоматы будут
выдавать, – произнес он с ностальгией алкаша, предвкушающего
халявные сто грамм на чужих поминках.
- Так ты че, не понял, в народ же
стрелять. – Молчит. - А если там отец твой или брат? – вспомнил я
дешевый прием кинобольшевиков.
- Так если я батяню своего
встречу где, падлу, я его и так замочу. Без автомата. Жаль, в глаза
его сроду не видел. А ты мужик в армии видать не служил. Командир
сказал, «Крокодил птичка», значит полетит. Еще как у нас полетит!
Больше говорить было не чего. А
путч тот видать был затеян не в угоду, теперь уже и не совсем
понятно, где сидящим, дирижерам. Поэтому и провалился так быстро. А
то бы по уши народ в кровушке искупали. Они тогда, видать, просто не
так поняли, и перепутали дерьмо с кровью. К сегодняшнему дню, вижу,
разобрались.
Бух! – вдарили пушки по Белому
дому! И в черной копоти выбитых окон, стало видно, как днем!
Профанация на всех уровнях как была, так и осталась. В высоких
кабинетах остались все те же, давно знакомые, профессионалы. Правда,
теперь их должности и партии назывались по-новому. Вначале ухо
сильно резало. Потом привык и плюнул на всю эту тягомотину. Жена
только до сих пор укоряет по поводу дисбаланса моего ума и
богатства.
Наступила длинная, зимняя ночь,
когда я приехал из той деревни. Племенник катил меня с автостоянки
до дома.
Из-за угла тихо выезжала машина.
В темноте свет фар скользил по противоположной стороне улицы.
Водитель нас и не мог увидеть.
Серега-то успел отскочить.
А колесико моей инвалидной
коляски уперлось в бугорок, и легковушка, боком-боком, раздавила мое
кресло.
Бах!
Опять пресловутый контакт! И
опять - сломанное плечо!
Чем бы это кончилось, сказать
невозможно. Но только когда, уже редкие, очевидцы начали громко
орать, машина остановилась. Шофер выскочил и удрал с перепугу.
Долго ни с кем разговаривать не
хотелось. Ни про сломанную мою руку. Ни про баб, ни про политику.
«Ну вот – обобщает» слышу
знакомую интонацию профессионального секретаря-идеолога. И еще одно
ими любимое заклинание – «демагогия».
Бух! – ударило где-то в груди и
защемило уже знакомой занозой в левой стороне. Вот глицеринчику
тяпну и еще маленько поживу, если бог даст.
Письмо в
электронную рассылку Invalids
Что-то двигает меня написать это
письмо.
С 11-ти месячного возраста я
парализован, после полиомиелита. Нормально работает только организм,
голова, да писька. Ноги полностью без движений, руки 30% от нормы.
Однако, за свои 54 года успел,
как вижу теперь, кое-чего достичь. Не у каждого "здорового" есть
такой же жизненный багаж и опыт. Два образования. Спасибо матери и
друзьям. Работаю с 18 лет. Руководящего стажа на гос. службе 14 лет.
В частном бизнесе с 1987 г. Это уже благодаря образованию и
постоянной помощи семьи, друзей, и свойствам характера.
Женат, имею двух (слава богу, без
помощи государства и друзей), теперь уже взрослых, дочерей и трех
внучек. С женой живу более 30-ти лет.
Путане, все равно, лишь бы
заплатили. Она сыграет и оргазм, и страстную любовь. Ее тут учить не
надо. Самому, если Лужков или Путин оплатит, тоже трудиться не
придется, даже над собственной личностью. При таком подходе к
решению жизненно важных личных проблем ни кто на вас обращать
внимания, как на достойную личность, не будет. И женщины в первую
очередь.
У нас, у "инвалидов", очень
большое и мощное преимущество. Наличие огромного свободного времени.
Вот и учитесь, в первую очередь, работать над собой. Читайте,
пишите, рисуйте, музицируйте, пойте и прочее, и прочее. Делайте все,
что можете, и даже если не можете. Главное старайтесь, во вех
увлечениях, достигать совершенства. Сегодня, у читающих это письмо,
есть Интернет. Это мощнейшее средство познания и наук, и мира.
Многогранная личность интересна
всегда. А уж если еще и в коляске - так это, вообще, экзотика. Такое
отношение к коляске, или к другому признаку отличия от "здорового"
человека, психологически естественны. И это, еще один, наш огромный
плюс. "Здоровые" прикладывают очень много усилий для того, чтобы
хоть как-то выделиться из толпы, а мы - только появились и всё. Нас
увидели и тут же запомнили, на всю жизнь. А уж если ты еще чего-то и
сказал/сделал, да и не глупо, так это такой успех, о котором А.
Пугачева, только может мечтать.
Будьте открытыми. Близкие и
дальние родственники, друзья, гости, знакомые и мало знакомые пусть
всегда будут в вашем доме. У меня дом был как проходной двор до 1992
года. С возрастом и с переездом в другой город, прошло. До сих пор
жалею. К стати, а кто был в лесби-клубе по недавнему приглашению?
Жаль.
Чувство подавленности и
зависимости проходит очень быстро. Помните Саки. Это не правда, что
мы там такие раскрепощенные по тому, что там все "инвалиды". Мы там
все такие, потому, что все раскрепощены. Вот эту раскрепощенность и
надо храните всю жизнь.
Не смотрите мыльных опер и
развлекалок по телевизору. Там все очень глупы и с вечными своими
комплексами. А с кем поведешься, от того и наберешься. Вы же,
включив ящик, сами тащите их в свой дом и тупо на них взираете и
слушаете. Только живые люди и только живое общение будут
способствовать развитию вашей личности.
Взял - отдал.
Будет, что отдать, будут и люди
вокруг вас. И жена, и дет, и друзья, и подружки. В принципе и у
"здоровых" так же. Только у них сам факт общения, до поры до
времени, цены не имеет. Все равны, все серы - толпа, одним словом.
Взять, и побольше. У этого, брать нечего, и нет к нему ни какого
интереса.
Повторюсь, к нам, "инвалидам",
интерес изначален, вот и учитесь использовать этот факт и извлекать
из него все то, что так или иначе, сможет компенсировать вам наши
недостатки. Если ты на коляске, набирайся ума и будь умным. Если ты
умственно не способен, развивай силу, терпение и красоту. Если : В
общем, доводи до совершенства, то, что хоть как-то способно
функционировать.
Из личного примера. Я говорил о
своих руках. Однако, в свое время, занимался скоростной телеграфией
и имел 1-й спортивный разряд. (Для сведения - это военно-прикладной
вид спорта, а квалификация несколько выше воинской квалификации
радиотелеграфиста 1-го класса.) Вы спросите, а кому это нужно. Так я
же тогда учил военных и гражданских радистов в ДОСААФ.
Не только про меня. Из круга моих
знакомых занимающихся бизнесом есть колясочник, владеющий
собственным автопарком из нескольких грузовиков. Спинальник, имеет
ремонтно-строительную фирму, и поверьте, не малую. Почти не ходячий
полиомиелитчик гоняет, на продажу для "здоровых", легковушки из
Германии. Познакомились мы на трассе, под Тамбовом, когда я в 2001
г. путешествовал на своей Toyota-corola в Крым (5000 км). Оказалось
- земляки. Потом ехали вместе. Сам я, до не давнего времени, имел
скромненькую сельскую сеть по ремонту теле- радио аппаратуры. И это,
поверьте, далеко не все примеры.
Так, что выбирайте или только
брать, у Лужкова ли, на помойке ли. Или отдавать. Учиться,
самосовершенствоваться и отдавать.
Одним словом, делайте свою
личность. И чем богаче и ярче она у вас получится, тем интереснее и
богаче будет и ваша личная жизнь. Но, не забывайте, и в богатой
жизни все синяки и шишки, тоже не хилые. Это отсюда, у
"инвалидов"-личностей, качели, от полного восторга от собственной
жизни, до мыслей о самоуничтожении. Но, это совсем другая и более
интересная жизнь. Попробуйте, и у вас все тоже получится.
Пишите bipa2@narod.ru
Владимир Михайлович
Послесловие
от Paralife.narod.ru:
История публикации
Paralife: Здравствуйте, уважаемый
Владимир Михайлович!
Прочитал Ваше письмо от 3 апреля в рассылке "Инвалид Ру". Хорошее
письмо.
Думаю, оно сможет дать заряд оптимизма и желание начать действовать
многим инвалидам-пессимистам или тем, кто стоит на "развилке". Если
Вы не против, я помещу Ваше письмо на своем сайте.
Ответ:
Добрый день Владимир!
Конечно же я не возражаю против перепубликации.
Очень много вижу проблем стоящих и встающих перед гражданами РФ
получившими
и получающими увечья в наши дни.
Мне кажется, в наше время ответственности у чиновников было поболее.
Сейчас
дикий произвол, хаос и неприкрытое хамство. Все-таки чиновники
быстро
приспособились к тому, что у инвалидов нет возможностей обращаться в
суды,
да и суды настолько завалены (или делают вид, что завалены)
различным
множеством дел. За дела, возбуждаемые инвалидами, им просто и
браться-то неохота. Уже на первых порах тяжбы идут отписки, отписки и отписки.
Потом то
тот, то этот не явится, потом отсутствие судебной практики, и т.д.,
и т.п.
Бардак, одним словом. А в его основе, по-моему, лежит,
провозглашенный в
начале 90-ых, и пока неотмененный, принцип накопления капитала.
Выживает
сильнейший. Похоже, что сегодня именно это и есть Российская
национальная
идея. Только всем стыдно в этом признаться. Вот и мечутся, вроде бы
в ее
поисках, к примеру, тот же С. Михалков. Быть просто обывателем - не
выживешь. В фаворе только сила. А физическая или духовная ...
Физическая
предпочтительней, вроде бы.
Я пытался создавать общественное объединение инвалидов Социально-экономический союз инвалидов, одной из задач которого и была
юридическая
защита инвалидов. Оказалось, эта была самая неподъемная задача.
Единственное, чего нам удалось достичь, так это участия инвалидов
1-й группы
в выборах. Раньше про нас не вспоминали, даже в эти периоды. 25%
голосовавших набирали и без нас.
Несколько человек смогли наладить свой бизнес.
Но после дефолта и отмены льгот для ОО инвалидов, деятельность союза
погасла
совсем и сейчас мы ликвидируемся.
Извините, прорвало. У инвалидов, от одиночества и бессилия, такое
бывает.
С уважением,
В. Тимофеев
June 27, 2002 1:08 PM
