Глава 2. ВЕРШИНА (6)

Оставалось одно - в очередной раз бороться. Бороться за чудом сохраненные жизни. Единственной нашей надеждой было - догнать "академиков".

Наверное, можно пролететь два километра и остаться живым. Некоторые парашютисты, падая в глубокий снег, ничего себе даже не ломали. Но стена эта имела примерно в середине уступ, перегибалась в отрицательный угол. Именно об этот уступ каждый падавший разбивался. Дальше до ледника летели окровавленные тела.

Безжизненные тела.

Их нашли потом прямо под стеной, припорошенных снегом. Поиски были недолгими.

Наступала ночь. С вершины снег весь был сдут, мы ворочали камни, сооружали стенки - укрытия, логово. От ветра защита. А от мороза - прятаться негде. Съели на двоих единственную оказавшуюся случайно в моем рюкзаке банку сгущенки. Залезли в спальные мешки, забились промеж камнями, накрылись рюкзаками.

Пытались заснуть. Утром оказалось, что всю ночь нас мучил один и тот же кошмар. Сквозь морозную дрожь грезилось, - будто все это неправда, ребята живы, рядом с нами.

Сборы поутру были недолгими. Вышли очень рано. Путь наш шел по летним - бесснежным - скалам, усложненным льдом и морозом. Часа через два впереди увидели группу. Кричали громко, - почти сразу же и услышали, остановились, поняли - что-то случилось. Хотя бы потому, что догоняли их только двое.

На Западной вершине Домбая мы соединились. Их шесть да нас двое. Теперь - восемь. Рассказали им о случившемся. В положенный час вниз ушла радиограмма. Внизу что-то поняли, что-то нет. Кто именно из шестерых погиб - разобрать не смогли. До Москвы дошли самые разнообразные вести. Наши с Валентином матери в очередной раз похоронили в душе своих сыновей.

На радостях "академики" нас здорово накормили, выдали по плитке шоколада, по банке сгущенки, все это добро мы запивали крепким горячим чаем.

После этого выяснилось, что у "академиков" тоже не все хорошо, продукты уже на исходе. Но особых волнений это не вызывало, все рассчитывали на большую заброску, оставленную еще летом на Восточной вершине.

Летом я пробегал от Западной до Восточной за два часа, почти все - ногами. Мысли о том, что впереди ждет не еда, а беда, - и не возникало.

Мы начали движение по гребню. И тут же с удивлением обнаружили, - вопреки ожидаемому, снег с гребня не сдувался. Наоборот, снег скапливался на гребне. Перед нами начинался двухметровый сугроб - длинный, длиною в весь гребень, от Западной вершины до Восточной, обрывающийся в обе стороны жуткими карнизами. Чтобы пройти - необходимо было, срывая весь снег, обнажать скалы. Только после этого возможно поставить ногу, сделать шаг.

За первый день мы прошли пятьдесят метров.

Восточная вершина, гора продуктов - все это оказалось недосягаемым. Проще было дождаться лета, чем убирать весь этот снег вручную. Пришлось вернуться на Западную вершину. В час радиосвязи вниз уходит радиограмма. Радиограмма пугающего содержания.

Продукты на исходе. Будем предпринимать попытку спуска прямо вниз, по стене.

Гибель четверки уже всех переполошила внизу. Но когда услышали, что и группа известных ученых - Балдин, Тамм, Бонгардт - терпит бедствие, в Москве началась паника.

Лучшие альпинисты вылетели специальным (как сейчас принято говорить - чартерным) рейсом. И Кирилл Кузьмин, и Овчинников. И друзья, и враги. Спасать полетели все.

Мы ползли вниз по стене. Спасало то, что погода установилась хорошая. Холодно, морозно - зато ясно.

Еды не было совсем. Вечером ставилась палатка, обычная "памирка" (высотной двойной почему-то у "академиков" не было). Постепенно, забивая все углы, раздеваясь по ходу дела, умещались в эту "памирку" восемь человек. Каким-то образом умещались! И вот когда все упихивались - делался чай, по полстакана на брата, каждому выдавался один кусочек сахару. Отвечеряв, засыпали, кто как уместился.

А спуск был трудный. Поначалу мы крючья не выбивали, оставляли. Оставляли, оставляли, и вот осталось - всего два. Пришлось выбивать их после каждого дюльфера. Я и Божуков, как всегда - по очереди, оставались наверху, на крюке, пока все спускались вниз. Потом крюк выбивался, а остававшийся спускался тридцать метров с нижней страховкой, догоняя группу. То есть двадцать восемь - свободным лазаньем, последние два - с нижней страховкой.

Перегорала боль и горечь утраты. Мы боролись, боролись со стеной. Боролись уже не за две, а за восемь жизней. Рация не работала, батареи давно сели. Но вот мы увидели вертолет, кружащий в виду стены. Нас искали! Близко подлететь не могли, нас они не видели, хотя мы кричали, махали руками.

На пятый день стена была пройдена. Пройдена сверху вниз. Снизу кончалась, расходилась двумя гребнями. Расходилась влево и вправо. Эту часть маршрута никто не знал. Решили идти по левому. Прошли совсем немного, силы быстро таяли, поставили палатку.

И в это время на соседнем, правом, гребне появилась двойка спасателей. Мы увидели их, они нас. У них, мы знали, была еда. Но наступала ночь.

Никто не спал, не мог уснуть, все думали, думали вслух, - что у тех двоих в рюкзаках. Шоколад, сгущенка, да хотя бы просто сухарики черные, только бы чего-нибудь съесть.

А на утро - никто не мог подняться на ноги. До этого - шли, работали, боролись. А увидали скорую помощь, увидали людей, идущих на подмогу, - и легли. Бешеным усилием воли возможно было только на четвереньки подняться. На четвереньках собирали палатку, на карачках поползли - в буквальном смысле поползли - вверх, обратно по гребню.

Ребята накормили нас по-умному. По несколько штук печенья и паре черносливин. Да большего у них и не было, старались бежать как можно быстрее, не нагружались. Теперь надо было спускаться - по правильному гребню.

Странным оказался этот спуск. Спускаешься дюльфером по веревке на тридцать метров - узел какой-то, ни крюка, ничего, просто веревка еще одна подвязана. Спускаешься еще тридцать метров - опять узел, следующая. Такой спуск иногда начинал походить на цирковую акробатику. Только этого нам, обессиленным, не хватало!

Почему же не было промежуточных крючьев?

Двойка, пришедшая первой нам на помощь, на подъеме очень торопилась. Володя Безлюдный, шедший впереди, все время проскакивал мимо мест, где надо было бы сажать крюк. Володя лазал очень хорошо, и Крайнев снизу подвязывал и подвязывал веревки.

Такие чудеса случаются только на спасработах.

Не доходя до наших пещер, встретились с основной спасательной группой в тридцать пять человек. Друзья и недруги расцеловали нас. Никто не ожидал увидеть нас с Валентином живыми. Мы побрели дальше, вниз, а спасатели - под стену, искать тела погибших.

В пещере взяли лыжи и быстро покатили дальше. Скатились прямо к почте. Послали телеграммы - я своей маме, Валентин - своей. Вечером - не могли спокойно смотреть на еду, ели, ели и ели. Только кажется - наелся, а глаза увидят еще что-нибудь - и опять хочется. Ночью обоих рвало.

Ощущения жизни потихоньку возвращались. Оживала и горечь. Спасатели просили одного подняться к ним, помочь опознать тела. Другой - должен был встречать родственников погибших, здесь же, на Домбайской поляне.

Непонятно было, что труднее.

Мы кинули жребий. Бежать наверх выпало Валентину. Я остался встречать Ольгу Ерохину. Я хорошо ее знал, был другом семьи. И вот сейчас - должен был что-то говорить ей, утешать, оправдываться. А на сердце легло - кто б меня утешил.

- Вот, - думал я, - Божукову, небось, полегче. Но легче ли было Валентину, который, ковыряясь в телах, пытался понять, кто Ерохин, а кто Фещенко. Единственно, кого опознали сразу - это Соколову.

У Ерохина не было головы. Голова была отколота, многих кусков так и не нашли. На руке остались целыми - со стеклом - механические часы. Тикали долго еще после паденья, после страшного удара, после гибели. Единственными свидетелями были эти часы. Свидетелями смерти.

Распихали по мешкам, надписали - кто где. И уже больше эти мешки не вскрывались. В Москву отправляли в запаянных цинковых гробах. Когда хоронили - тоже не вскрывали, просто на каждом гробе стояла фотография - Ерохин, Фещенко, Соколова, Цирульников.

В Москве, на Никольском кладбище, похоронили их, соорудили памятник.

Так закончилась для Игоря Ерохина и жизнь, и борьба. Борьба за право все делать честно. Таким он всегда и оставался. Человеком чести.

Трагедия на зимнем Домбае не полностью убила во мне тягу к альпинизму. Охоту отбил перелом ноги в Царицыно, на кирпичном замке, построенном Баженовым.

С уходом Игоря закончилась для меня целая эпоха. Эпоха в моей жизни.

Я перестал тренировать альпинистов. Сам перестал лазать.

Я вернулся в лыжную секцию.

Содержание

	Жизнь после травмы спинного мозга