Глава VI. ДЕЛО

Запись из моего дневника: “1 декабря 1969 года. Сегодня приняли меня работать на ЛЭЗ, добился этого отец. Сложные чувства в связи с этим; радость, что могу еще трудиться, опаска — сумею ли выдать продукцию, быть, как и раньше, на высоте; желание узнать всесторонне новую отрасль. Во всяком случае, нужно упорно и добросовестно трудиться. Свершилась мечта последних четырех лет”.

Я был принят временно в отдел главного конструктора старшим техником на место женщины, ушедшей в декретный отпуск. Это важное для меня событие связано с именем Бориса Ивановича Фомина, в то время главного инженера электромашиностроительного завода, а позднее генерального директора объединения “Электросила”. Он оказался одним из тех людей, что лишены предрассудка, будто инвалид обязательно неполноценный работник. Своим авторитетом он сумел убедить тех, от кого зависело оформление меня на завод.

Опять встретился человек, оказавший большое влияние на мою судьбу. Как же много их было в моей жизни: в детстве — школьные учителя, в юности — ученые политехнического института, на заводе “Большевик” — талантливые конструкторы, потом — мои друзья-инвалиды, нейрохирурги, урологи...

Но в конкретную трудную минуту, в переломный момент решающим образом обычно помогает кто-то один. Сейчас это был Борис Иванович Фомин. Какой же праздник пришел в наш дом! Как счастлива была вся наша семья! Но меня, помимо радости, уже одолевала забота: смогу ли я, оторванный от коллектива конструкторов, вдали от завода, быть полезным, давать что-то нужное производству? Если смогу, то временная работа станет постоянной, а если нет...

В коллективе труд каждого вливается в общий результат. И плохой работник иногда может спрятаться, отсидеться за спинами лучших.

Когда же работаешь на дому, в одиночку, результаты труда очевидны, их легко оценить и сравнить с другими. Сразу становится ясно, работает человек или имитирует деятельность.

Беспокойство, тревога сменились уверенностью не сразу, они пришли потом, когда я стал решать одну поставленную задачу за другой, а тогда я волновался, как новичок-боксер перед выходом на ринг. Но гонг ударил, и начались мои трудовые будни.

Мне поручили создать методики некоторых механических расчетов крупных электрических двигателей переменного тока. Серии таких машин разрабатывал конструкторский отдел, а завод изготовлял их. Это было для меня новым, малознакомым делом, требующим больших специальных знаний. И все-таки я сравнительно быстро во всем разобрался. Помогли мне два обстоятельства.

Во-первых, я получил отличное образование, так как физико-механический факультет, который я окончил, готовил специалистов самого широкого профиля.

Во-вторых, у меня был основательный шестилетний опыт работы в ОКБ завода “Большевик”. Там я за пять лет, начиная с самой низшей инженерной должности, прошел хорошую школу и стал ведущим конструктором.

Теперь я разработал свою систему, по которой действовал в двух направлениях: решал поставленную передо мной конструкторами конкретную задачу и параллельно с этим изучал всю литературу, связанную с вопросом.

Когда сидел, то писал только расчет, а утром и вечером лежа читал книги по электрическим машинам, по теории их расчета, конструкции и технологии их изготовления. Заместитель главного конструктора Б. И. Темкин приносил мне кипы чертежей, рассказывал все особенности конструкций, которые нужно было охватить расчетом. Чтобы разговаривать с ним без усилий, я обзавелся различными слуховыми аппаратами, а ежедневную связь поддерживал через отца. Идя на работу и с работы, он передавал все пересылаемые для меня материалы.

Вначале я не пользовался телефоном, так как не слышал, что мне говорят. Потом придумал приспособление для крепления микрофона слухового аппарата к телефонной трубке. Так разговаривать стало много легче, появился новый канал для связи с конструкторским отделом. Сейчас я пользуюсь стареньким телефоном с усилителем, какие раньше ставили для междугородных переговоров, с ним я слышу собеседника почти нормально.

Работа на дому имеет свои преимущества и свои трудности. Для многих инвалидов с тяжелыми последствиями травмы или заболевания она является практически единственной возможностью трудиться, так как щадит их силы и психику. Кроме того, отсутствие отвлекающих факторов и уединенность позволяют сосредоточиться, уйти с головой в решение творческой задачи. К тому же дома имеется возможность наилучшим образом устроить свое рабочее место.

В этом отношении у меня все продумано до мельчайших деталей.

В моей комнате на стеллаже стоит около трехсот томов технической библиотеки, которую я начал собирать со студенческих лет, тут же книги из заводской библиотеки. За специально изготовленным столом удобно работать, сидя в коляске, у которой есть свой съемный столик.

Рабочее место хорошо освещено, лампу можно включать самому, так как рядом с кроватью вделаны выключатель, электрическая розетка и розетка для телефона.

С годами накапливается множество материалов. Чтобы облегчить в них поиск нужной бумаги, пришлось завести архив, разложить его по темам и папкам. Все это позволяет работать активно, с большой нагрузкой и отдачей.

Но особенно трудно научиться работать в одиночку. Привыкнув к коллективу, где ты связан нитями взаимопомощи с множеством людей, где можешь обсудить с ними любую задачу, проконсультироваться у инженеров и ученых смежной специальности, не так-то просто без всего этого обходиться.

Болезненно, со скрипом вырабатывается новый стиль работы, когда ни от кого не ждешь подсказки, сам принимаешь решения в той или иной ситуации. Бывает, чувствуешь, что где-то в расчете ошибка, а найти не можешь. Раньше рассказал бы своему соседу по работе, глядишь, либо он помог, либо сам при одном только пересказе обнаружил просчет. Дома же ты один и никого не позовешь — все заняты своим делом далеко от тебя на заводе. И ищешь ошибку сначала спокойно, потом все больше и больше волнуешься: кому же нужна твоя работа с дефектами!

И вот уже близко отчаяние — не могу! Надо бросить все это к чертовой матери! Но каждый раз я беру себя в руки, проверяю все в третий, четвертый раз, а потом вдруг ночью или днем приходит озарение: вот она, как же я раньше-то не заметил!

Постепенно, очень не скоро приходит уверенность, что можешь и сам справляться с весьма сложными задачами. К этому ведет нелегкий путь ученья и труда, труда и снова ученья. Верно говорят: терпенье и труд все перетрут. Зато каждый выполненный расчет держишь в руках с огромным удовольствием и какое-то время живешь легко и спокойно.

Потом снова начинаются волнения, а вслед им приходят и радости.

Конечно, не всегда усилия ведут непосредственно к большой и желанной победе. Нет, на пути к ней, единственной, приходится десятки раз испытать горечь поражений и разочарований. И даже когда покажется, что достиг чего-то особенного, поймал наконец ускользающую жар-птицу, еще рано радоваться, другие в ней могут увидеть обыкновенную ворону.

Но и неудачи, и непризнание особых заслуг должны вызывать только еще большее желание и упорство идти по трудовому пути. Все другие пути никуда не ведут, разве что в тупик скуки и навязчивых сожалений об утратах.

Современный инженерный расчет сложен, и выполнение его вручную или на клавишных полуавтоматах уходит в прошлое. На смену пришли электронные вычислительные машины — это чудо XX века. Чтобы ими воспользоваться, надо знать их, понимать их язык. И я начал учиться программированию на ЭВМ. Поступал я так. Доставал книги по алгоритмическим языкам и руководства по математическому обеспечению ЭВМ, для которой собирался писать программу. Потом находил людей, разработавших алгоритмы и программы для той же ЭВМ, и получал от них все необходимые мне материалы. Изучая и сопоставляя все это, можно довольно быстро разобраться, что и как нужно делать. Составив перечень вопросов и один раз проконсультировавшись у опытного программиста, я написал свою первую программу и начал ее отладку.

Работа спорилась, появились результаты, которых ждали в конструкторском отделе.

...Жаль было оставлять дело, но пришло лето, и я поехал лечиться в санаторий. Какое же это было хорошее лето! Прошло полтора года со дня оформления на временную, а затем на постоянную работу, позади защита диссертации.

Уже и в семье на меня по-иному смотрят — как на работника, и с друзьями говоришь о деле на равных. И отдыхаешь, и лечишься с особым чувством — заслужил вроде. И деньги тратишь с удовольствием, потому как заработанные. С большим желанием работать, не предчувствуя беды, вернулся я домой и тут узнал: меня уволили с завода. Так вот, значит, и уволили...

А произошло следующее. При очередной ревизии на заводе вскрылся ряд недостатков. Ревизор, в частности, усомнился в моем существовании — не подставное ли я лицо, за которое кто-то получает зарплату, — и отметил это в акте. Заинтересовался и ОБХСС: да был ли мальчик-то? Им ответили из конструкторского отдела, что был и есть, вот даже отзыв о его расчетах крупнейшего в стране НИИ электромашиностроения, где сказано:

“...Работы по объему, широте рассматриваемых задач и глубине проработки превосходят применяющиеся до сих пор на заводах нормализованные методы расчета, удовлетворяют всем современным требованиям к заводским методикам расчета, выполнены на высоком научном уровне и представляют ценный вклад в практику расчетов на прочность, жесткость и виброустойчивость. Практическая ценность работы заключается еще и в механизации расчетов с помощью ЭВМ, что позволяет в несколько раз повысить производительность труда и существенно ускорить разработку проектов...

Работа по составлению расчетных методик такого объема и сложности проводятся группой инженеров под руководством старшего научного сотрудника и требуют больших затрат, поэтому разработка методик Б. С. Фертманом за относительно небольшой срок свидетельствует о его весьма напряженной творческой работе и высокой научной квалификации”.

И товарищи из ОБХСС успокоились:

— Добро, пусть работает.

Но не тут-то было, нужно еще, чтобы главный бухгалтер объяснил кому следует, что я получаю зарплату, как все, за выполненную работу. Проще, не утруждая себя и не канителясь, уволить меня, и директор завода подписал об этом приказ.

Когда я приехал, то мы уже оба не работали — и я, и директор. Его тоже сняли с занимаемой должности. Я обратился в завком, без согласия которого меня уволили, и завком потребовал меня восстановить.

Приказ был отменен и издан новый, за десятью подписями, где было сказано не только о восстановлении меня в должности, но и о планировании моей работы, о контроле за ней.

Все эти события произошли, потому что не было четких юридических положений о работе инвалидов на дому. Число инвалидов же неуклонно растет. Это связано и с участившимся травматизмом, и с успехами медицины, возвращающей к жизни, ранее безнадежных больных. Поэтому и инвалидам, и руководителям предприятий нужны более подробные и определенные юридические основания, оговаривающие условия работы на дому, когда другого выхода нет.

Я вернулся к работе, вернее, я ее не прекращал, уверенный, что все образуется.

Полученная мною до травмы профессия позволила приспособиться к новым условиям труда. Некоторые же юноши и девушки становятся инвалидами, не получив или не закончив образования, и перед ними встает проблема выбора специальности с учетом их возможностей. Тут им поможет опыт тех, кто, несмотря на физический недуг, трудится.

Среди моих товарищей по несчастью есть инженеры-конструкторы, расчетчики, программисты, патентоведы. Многие успешно осваивают иностранные языки, и не один, а несколько, работают переводчиками в отделах технической информации. Есть среди спинальников юристы и учителя. Все они работают самоотверженно, на хорошем счету в своих коллективах. Думается, что надо всячески облегчить инвалидам поступление в вузы на заочные отделения по этим специальностям и помогать им в трудоустройстве после их окончания.

Это необходимо не только из соображений гуманности, но, если хотите, и из экономических соображений, так как такие люди становятся исключительно честными, исполнительными работниками.

Есть и множество профессий, не требующих высшего образования, но приносящих удовлетворение и пользу инвалиду и обществу. Это кройка и шитье, вязание и вышивка, сборка и ремонт часов, электроаппаратуры и приборов, переплетное дело и печатание на машинке.

Хорошо, если бы заводы медицинского оборудования и протезные заводы изготовляли комплекты приспособлений для работы инвалидов, оборудованные для рабочих мест. Необходимо издание самоучителей по разным специальностям, отражающих накопленный опыт работающих инвалидов.

Тогда легче было бы другим освоить профессию и быстрее приступить к делу, и десятки тысяч ныне бездействующих людей вернулись бы к труду.

Спустя несколько лет я стал инженером-конструктором 1-й категории в своем конструкторском отделе. Позади остались освоение новой для меня техники, разработка целого комплекса методик, алгоритмов и программ на самых распространенных алгоритмических языках: Фортран, Алгол, Аки.

При необходимости я перевожу нужные для дела иностранные статьи, осваиваю расчеты, лежащие на границе между механикой и электротехникой.

Это сложные и чрезвычайно интересные задачи. Появились и собственные исследования, которые я опубликовал в нескольких журнальных статьях.

Хотя я тщательно изучаю чертежи машин, над расчетами которых работаю, меня все время тянуло посмотреть на них в натуре. Поэтому большим событием стала первая поездка на завод в сборочный цех.

Два молодых конструктора пересаживают меня из микроавтобуса в коляску, и мы въезжаем в цех. Знакомый гул, движение, резкие запахи смазки и эмульсии, лаков и краски заполняют все вокруг. Первый поворот в боковой пролет.

— На этом прессе спрессовываются шихтованные сердечники,— показывает и поясняет мне Б. И. Темкин, — после затяжки шпилек они поступают на обмоточный участок.

На обмоточном участке молодые рабочие укладывают катушки в пазы сердечника статора, ловко притягивают лентой и укрепляют лобовые части обмотки, вгоняют клинья в пазы. На сборке роторов заколачивают в пазы стержни, припаивают коротко замыкающие медные кольца, и “беличья клетка” готова.

Далее виднеется огромный корпус статора с вложенным в его расточку готовым ротором, а рядом стоит белоснежный вентилятор. Еще дальше располагается стенд, где на фундаментной раме собирается и испытывается вся машина.

Незаметно летят часы, деловая жизнь цеха внешне спокойна, но все в ней построено на четком порядке и мастерстве рабочих. Мне хорошо тут, никто на меня не глазеет, не обращает внимания. Но крановщица проносит груз стороной, заметила, что мне некуда свернуть с ее пути; застрявшее в расщелине колесо коляски легким движением высвобождает проходящий рабочий, а при выезде подсобник убирает с пути стружку, чтобы она не пропорола мне резиновые покрышки.

Я проехал по всем участкам сборки и получил ответы на все свои вопросы.

Я бывал прежде на многих крупнейших заводах, видел в цехах современные конвейеры и уникальные станки, мощные паровые и гидравлические турбины, гигантские корабли и много другой специальной техники. Всегда меня не покидало ощущение эмоционального подъема от вида замечательных творений рук человеческих. Захватывающее зрелище воплощенной в металл мысли оставляет в душе неизгладимый след, порой не меньший, чем созерцание выдающегося произведения искусства.

После же стольких лет затворничества встреча с заводом была как праздник, который я переживал многие дни спустя.

Для работающего в одиночестве инвалида большое счастье — общение с коллективом и предприятием, где он работает, с ними он жаждет поддерживать связь. К сожалению, это трудное и редкое счастье.

Конечно, работа, тренировки ЛФК — все это почти целиком заполняет жизнь, но необходим и каждодневный отдых. Пока я не вырвался на простор улицы, сидение у раскрытой балконной двери многие годы было для меня единственной возможностью подышать свежим воздухом.

Из моего окна и с балкона открывается вид на здешнее “Лукоморье”. Правда, вместо моря у нас огромная лужа талых вод. Весной ее бороздят мальчишки на плотах, водяной стеной поднимают огромные самосвалы. Но лужа — там, подальше, за железной дорогой, а прямо подо мной — асфальт, грузовики, изрыгающие летом тучи пыли и дыма. А за асфальтом пустырь — Троицкое поле, как я его называю. Летом на нем в густых зарослях кустарника собираются по трое, откупоривают бутылки, купленные рядом в винном магазине, и идет задушевная беседа.

А невдалеке ждет бабушка, подбирающая тару: не пропадать же добру. Утром и поздним вечером поле принимает собак с хозяевами. Благородные овчарки, восторженные эрдельтерьеры, легавые, беспрестанно обнюхивающие все подряд, лайка, сильная, как пружина, белый шпиц, буксирующий на длинном-длинном поводке своего располневшего хозяина,— все это мои знакомые, которых я знаю со щенячьего возраста. Все эти псы ухоженные, образованные, их учат приносить поноску, ложиться, обегать хозяина и садиться у его ноги. Смотреть на это очень интересно.

Но самый занятный спектакль начинается при появлении сиамского кота. Он ужасно злой и храбрец необычайный. Когда его облаивает маленький Тузик, он бросается за ним в погоню, и Тузик несется, ополоумевший от страха, куда глаза глядят. Весной к постоянным посетителям добавляются кавалькады бесхозных псов, снедаемых вожделением. Жизнь на пустыре все время меняется.

За пустырем у железной дороги стоит небольшой домик, станционное строение с большим участком, огородом, яблонями и гаражом, в котором хозяин постоянно чинит свой “Москвич”. Хозяина я не знаю, но не может же человек, так часто видимый мною издали, оставаться без имени. Поэтому я его зову Бен Джойс. За забором у Бена Джойса бегает огромный пес, отпугивающий лаем солдат из соседней воинской части, сватающихся к хозяйским дочкам.

Иногда какая-то бабушка выводит на травку козу, забивает колышек с веревкой и оставляет ее пастись. Как только бабушка уходит, появляются мальчишки и начинают строить козе “рожки”, испытывая ее терпение. Но коза уж очень флегматична, и они ее скоро оставляют в покое.

Труднее хозяйскому псу: его раздражают вороны или прогуливающиеся за забором собаки.

Как-то прилетела одна ворона и устроилась недалеко от его миски. Пес бросился на нее, она на забор, пес за ней, та уселась на гараж. Так повторилось несколько раз. Потом ворона улетела и через некоторое время прилетела с подружкой. Теперь уже две вороны по очереди с разных сторон атаковали пса, а он метался между ними, охраняя свое добро, свою миску. Вообще же птицу нас множество. Зимой все больше вороны, голуби да воробьи на голых ветках.

Настоящее оживление наступает с весной, когда тучами летит не известная мне мелкая пичуга, по лужам расхаживают длинноногие пролетные кулики. А потом прилетают грачи и скворцы, идет заселение домиков, непрерывная работа по благоустройству. И, смотришь, среди черных, как антрацит, пап и мам шагают серенькие птенцы. И вот уже появляются стремительные ласточки. Значит, лето наступило.

А осенью журавлиные клинья тянутся на юг, все разлетаются, и опять я остаюсь с воробьями и голубями.

Природа моего “Лукоморья” щедра и прекрасна. Вишневые закаты малиновым сиропом обливают стены зданий, перламутровая и нежно-голубая белая ночь прохладна, солнце зашло, но еще озаряет четкие линии высоко летящих самолетов. Самолеты идут на посадку в Пулковский аэропорт, подмигивая ему красными вспышками на хвосте и под фюзеляжем. Но вот и самолеты тускнеют, и солнце уходящим золотом подсвечивает луну. Удивительное зрелище. Как для японца его садик, так для меня мое “Лукоморье” полно прелести и настоящей жизни. А на дорогах непрерывное движение. Трубят снующие взад-вперед электрички, ползут, как кольчатые черви, составы черных цистерн, на платформах красуются оранжевые и охристые гиганты “Кировцы”. По вечерам в наступающей темноте проплывают голубые окна поездов дальнего следования и зовут, и зовут на север, на юг, в Сибирь...

С утра оживает дорога под окном, начинают ее утюжить самосвалы с окружающих строек. А строек кругом множество. После долгих ожиданий наконец на грузовиках и телегах с уложенными вещами двинулись к новым домам новоселы.

И я радуюсь вместе с ними их счастью.

И если я от книги подниму Глаза и за окно уставлюсь взглядом, Как будет близко все, как станет рядом, Сродни и впору сердцу моему!..

назад | содержание | дальше

	Жизнь после травмы спинного мозга