Альфред де Мюссе

Как быстро бегут дни, когда ты здоров, когда занят любимым делом, когда жизнь вокруг тебя кипит. Но как медленно тянутся они у тяжелобольного. Дни и ночи кажутся нескончаемо длинными, длинная вереница дней и ночей, столь похожих друг на друга...

Временами я держался молодцом, но чаше меня обуревали самые мрачные мысли. Я начинал терять веру в свои силы, надежду на выздоровление. Зачем мне такая жизнь, состоящая из сплошной боли и полной беспомощности? "Не страшно умереть, а страшно умирать", - сказал Н.А. Некрасов, когда, погибая от рака, понял, что помочь ему уже никто не может.

Вот и мне остается только лежать и ждать своей участи. Не разумнее ли положить конец этому бесполезному существованию? Ведь если подумать хорошенько, то быстрая смерть куда лучше долгого, мучительного умирания. Я буду жалок и смешон самому себе, если стану липнуть к своей никчемной жизни, пытаясь сберечь ее. Уверен, что у меня наберется сил, чтобы убить себя, но их не хватит, чтобы жить парализованным.

"Смерть не страшна, страшно не жить" - вспоминаю слова Барбюса. Да, такой жизни, как моя, можно бояться, потому что это не жизнь. Кому я нужен, беспомощный инвалид? Семьи не завел. Родные - сестры и братья - от меня далеко, да и почему я должен доставлять им такое "удовольствие" - всю жизнь ухаживать за паралитиком. Остается один-единственный путь - в дом инвалидов, где будет вечная кровать, в лучшем случае инвалидная коляска, и постоянная зависимость от чужих людей. Вот и выходит, что судьба загнала меня в угол и из него нет никакого выхода, кроме одного... Кем-кем, а трусом я никогда не был. И чем быстрее это случится, тем лучше. Вот только как осуществить задуманное? У меня не было пистолета, чтобы застрелиться, повеситься - некрасиво. Самое лучшее - это яд. Нужно только точно рассчитать дозу. Позор, если она окажется недостаточной и я снова буду водворен в жизнь.

Я лежал неподвижно, без сна, а в мозгу теснились самые разные мысли. И когда, казалось, совсем пришел к твердому решению о самоубийстве, то вдруг подумал о том, что всегда осуждал такой уход из жизни. Считал самоубийц малодушными и говорил, что человек не должен сдаваться без борьбы. А вот сам даже и не начинал бороться. Никто ведь не знает, чем может закончиться эта борьба. Медицина еще не на столь высоком уровне, чтобы врачи могли точно предсказать мое будущее. У них, конечно, есть твердое мнение на мой счет и они не скрывали его от своего коллеги: "Жить будете, ходить - никогда". Но они не знают того, что знаю я, выпускник Института физкультуры: движения могут творить настоящие чудеса. "Нет, Красов, не торопись, подожди, - говорил мне внутренний голос, - ты столько лет копил свои физические и духовные силы, занимаясь спортом, теперь пришла пора испытать их в деле".

Так, уговаривая себя и взбадривая, пытался я набраться душевных сил и заронить в сердце хоть какую-нибудь надежду на то, что со временем мои дела пойдут лучше. Не знаю, чем бы кончились эти беседы с самим собой, к чему бы они привели, если бы не случай.