МЕНЯ ПРИГЛАШАЮТ НА РАБОТУ

Блажен тот, кто нашел свое дело,
пусть он не ищет другого блаженства.
У него есть дело и цель жизни.
Т. Карлейль

Кроме бесчисленных пациентов и их близких, на меня набросились журналисты. Публикации в тот "урожайный" 1967 год следовали одна за другой.

Что я испытывал, читая их? Только не радость. В стране миллионы спинальных больных, а пишут без конца обо мне. Значит, другие не смогли добиться таких успехов... Что тут могло радовать?

Конечно, публикации эти имели и свою положительную сторону: заставили многих спинальных больных задуматься, зашевелиться и начать борьбу за жизнь. Во мне же они вызвали надежду, что врачи в конце концов заинтересуются моей методикой.

Спокойно относясь ко всем многочисленным очеркам о докторе Красове, я очень порадовался двум из них. Мне, бывшему спортсмену, приятно было прочитать материал в "Советском спорте" и особенно в журнале "Спортивная жизнь России", где я выступил как автор (редчайший случай, когда слово дали мне самому). "Жизнь, я вернулся к тебе", так называлось это выступление, которое помог мне подготовить Анатолий .Коршунов, ныне известный журналист, а в ту пору еще молодой человек, но не менее, чем теперь, талантливый.

То, что материал написан самим пострадавшим, придало ему особую ценность. Откликов было очень много, и жизнь его оказалась долгой. Шли годы, а читатели продолжали интересоваться доктором Красовым. Спустя двадцать лет журнал вновь вернулся к этой теме, о чем я расскажу позже.

В тот далекий 1967 год главным редактором "Спортивной жизни России" был прекрасный журналист и очень душевный человек Леонид Борисович Горянов. Видимо, поэтому я постоянно чувствовал теплоту и внимание, исходившие от коллектива редакции и особенно от Анатолия Коршунова и Раисы Александровны Поляковой.

Уже нет в живых Леонида Борисовича Горянова, полностью изменился состав сотрудников редакции, а какая-то особая, человечная атмосфера по-прежнему царит в этом коллективе, который, как и прежде, играет немалую роль в моей жизни. Но об этом будет речь впереди.

А сейчас я расскажу еще об одной публикации, о книге, написанной Валерией Гордеевой. Эту журналистку интересовали люди с необычной судьбой, о них она чаще всего и писала. Валерия Ильинична сказала, что собрала уже много материала, так что долго меня мучить не будет. И, действительно, особенно не "мучила". А вот друзей и знакомых - всех моих спасителей "допрашивала с пристрастием".

Книгу Гордеева написала быстро, как говорится, на одном дыхании и была уверена, что ее схватят в любом издательстве. Не "схватили". Ни в одном, ни в другом, ни в третьем.

- У нас же есть уже Николай Островский, Алексей Маресьев. Зачем нужен еще какой-то доктор Красов? - сказали автору в одном солидном издательстве.

Два года безуспешно пыталась Валерия Ильинична пристроить свою рукопись, но тщетно. Вконец расстроенная, пришла ко мне. А я в этот момент собирался идти на прогулку. И так получилось, что наш маршрут как раз проходил мимо издательства "Политическая литература". Я не удержался, чтобы не съязвить:

- А вот здесь, наверное, еще не были? Зайдите. Тут уж вам наверняка откажут.

Но Валерия Ильинична отнеслась к моему совету серьезно. К ее изумлению, в "Политиздате" рукопись взяли, и довольно скоро книжка "Доктор Красов", очень, правда, "поджатая" по сравнению с рукописью, вышла в свет.

Раскупили ее мгновенно. И снова лавина писем в издательство с просьбой выслать книгу, ко мне - с мольбами о помощи, в Министерство здравоохранения СССР

- с требованием распространять опыт Красова. В Минздраве письма были встречены с равнодушием и даже досадой: министерские чиновники просто не знали, что с ними делать. Доложили министру Петровскому: мол, как быть. Но он, занятый более важными делами, лишь отмахнулся. И мешки писем от тяжелобольных людей и страдающих за их судьбу родственников были уничтожены. Я узнал об этом совершенно случайно, от сестры моего приятеля, работавшей тогда в Минздраве.

Итак, печать широко освещала историю восстановления никому не известного врача-инвалида, всколыхнув этим сотни тысяч спинальников, а медики словно лишились слуха и зрения. Ни одного письма, ни единого телефонного звонка от служителей медицины.

И вдруг - первая ласточка! Из Института нейрохирургии им. Н.Н. Бурденко, находившегося со мной по соседству, пришел заведующий отделением лечебной гимнастики и пригласил навестить его пациентов.

После первого посещения меня пригласили вторично, а потом я стал ходить туда, как на работу, три раза в неделю, трудясь на общественных началах.

В этом престижном институте у меня появились постоянные пациенты, и я переправил сюда второй экземпляр своей конструкции, а также другие приспособления. Теперь я мог в стационарных условиях проверить свои приемы восстановления и передать опыт коллегам.

Однажды меня попросили проконсультировать больного летчика, пострадавшего во время испытания нового планера. В результате падения с большой высоты он получил тяжелейшую травму - перелом позвоночника, паралич рук и ног.

Была зима, мороз за 30 градусов, а ехать за город - в Жуковский. На меня надели пилотские унты, закутали в теплую одежду (собрал у друзей, так как обычно хожу налегке всю зиму), превратив в неподвижную куклу, и усадили в коляску мотоцикла. Брат Игорь, опытный мотоциклист, сел за руль, и мы помчались в Подмосковье. Как добрались живыми по жуткому гололеду, я и сейчас удивляюсь.

Доставив меня, слегка помятого, но целехонького, до места, Игорь уехал, а я стал заниматься со своим пациентом. С первого взгляда Валентин Перов производил впечатление сильного, мужественного человека. Таким он и был в действительности. Я увидел, что Валентин делает все, чтобы встать на ноги, но не знает, как этого достичь. Удалось ему только частично оживить руки, и он показал, как отжимает лежа небольшую штангу.

Восстановление шло черепашьими шагами. Крупный, грузный Валентин, однако, не отказывал себе в "единственной радости" - еде. Как-то я увидел в его холодильнике банку с непонятным содержимым. Оказалось - говяжьи мозги.

- Лечащий врач посоветовал, - объяснил Валентин.

Я за голову схватился: животный жир, содержащий огромный процент холестерина, - это яд и для здорового организма, а для больного - яд вдвойне. Но лечащий врач рассуждал по-своему: если произошел разрыв мозговой ткани, то желательно питать больного мозгами, которые в данном случае будут играть роль донора. Ну, что тут можно сказать? Полная медицинская безграмотность - больше ничего.

Первое, что я посоветовал Перову, - немедленно похудеть (такую рекомендацию даю всем своим пациентам). Ведь чем больше вес больного, тем труднее ему преодолеть земное притяжение и встать на ноги.

Итак, Валентин, худеть! В рационе питания должна преобладать растительная пища. И много работать над восстановлением наиболее слабых, но нужных мышц, не теряя силы и времени на то, что придет в норму само собой. Нет надобности излишне отягощать себя декоративной мускулатурой, которая берет много энергии и только мешает встать на слабые ноги.

Например, из мышц плеча в основном на нас работают трицепсы (трехглавая мышца плеча), с их помощью спинальники и ходят в манеже, на палочках. Они практически заменяют парализованные ноги, и чем сильнее, тренированнее будут, тем легче передвигаться.

- Вот ты стараешься накачать бицепсы, - говорил Валентину, - и кое-чего уже успел добиться, а ни одним пальцем пошевелить не можешь, ложку не в состоянии удержать.

Мы начали заниматься с Валентином. Главное внимание сосредоточили на укреплении мышц туловища (мышечного корсета) и оживлении парализованных мышц ног. Через две недели, оставив больному программу действий, чертежи конструкции и приспособлений, я уехал.

А Валентин со свойственной ему настойчивостью стал поднимать себя на ноги. Работал он одержимо, и неподвижное тело начало потихоньку оживать. Помню, как обрадовался я, когда год спустя он позвонил мне и с торжеством в голосе сказал, что впервые с помощью надкроватных брусьев встал на ноги во весь рост. Непосвященным это покажется ничтожным пустяком, но я-то понимал стоимость этого "пустяка".

Позже на одной из Всесоюзных медицинских конференций, когда я работал уже в другом месте, увидел фильм о Перове. Валентин успешно демонстрировал рекомендованные мною упражнения, используя все мои приспособления. Я так обрадовался его успехам, что даже как-то не прореагировал на то, что обо мне в фильме не было сказано ни слова.

К сожалению, больших успехов добились далеко не все мои пациенты из Института нейрохирургии. Это и понятно: в борьбе за здоровье, как и в любой борьбе, победа приходит только к сильным. Вот и получалось, что люди с более тяжелой травмой, но обладающие упорством и волей, поднимались на ноги, несмотря на мрачные прогнозы врачей. А те, у кого воля была слабая, и при довольно легкой травме оставались навсегда прикованными к кровати.

Кроме практической работы в Институте нейрохирургии, я попробовал обобщить накопившийся здесь опыт. Естественно, решил посоветоваться со своим коллегой, узнать его мнение. Просмотрев статью, он тут же дал мне понять, что я превысил свои полномочия и что мне не следовало бы этого делать.

Наши отношения с той поры стали заметно охладевать - я дерзнул перешагнуть недозволенную черту, разрешив себе сравняться с коллегой, который был заведующим отделением и готовился к защите кандидатской диссертации. Поэтому когда однажды мне позвонили из Института хирургии им. А.В. Вишневского и мужской, очень любезный голос попросил разрешения прийти, я понял, что в моей жизни скоро наступят перемены.

Так и случилось. Оказалось, что в этом институте есть палата тяжелых спинальников. И мой гость вместе с директором института профессором А.А. Вишневским работает над проблемой оживления тазовых органов у парализованных. Однако они по-прежнему остаются лежачими.

- Помогите нам поставить их на ноги, - сказал пришедший врач.

Выяснилось, что приехал он по просьбе больных, услышавших радиопьесу "Канат альпинистов" и прочитавших очерк в "Смене". Я, конечно, тотчас же принял приглашение, и мы договорились о скорой встрече.

Через день за мной прислали машину. И вот уже я вхожу в палату, где лежат шестеро страдальцев. Двенадцать пар глаз буквально впиваются в меня, и я читаю в них радость от встречи, надежду на спасение.

Быстро оглядываю палату, пробегаю глазами по кроватям и сразу вижу всю некомпетентность врачей, убогость нашей реабилитации. Помещение небольшое, обыкновенные койки с простыми матрацами стоят тесно, форточки закрыты. Около одной кровати сидит мать и кормит больного недопустимой пищей - макаронами с сарделькой.

После знакомства с отделением меня попросили сказать свое мнение. Я начал с того, что в палате должно быть много воздуха, ведь спинальники не выходят из помещения. Кровати необходимо расположить так, чтобы к ним могли подойти со всех сторон медсестра и методист. Раз нет специальных кроватей с антипролежневыми матрацами, которые предупреждают и лечат пролежни, необходимо обыкновенные койки оснастить деревянными щитами, надкроватными брусьями с гирево-блочными устройствами и резиновыми бинтами. Лежа на ровной поверхности, а не в люльке, больные смогут успешно заниматься лечебной гимнастикой.

Очень важно уберечь от пролежней - самого страшного бедствия лежачего больного. Для этого можно сложить два матраца и разместить их так, чтобы между ними образовалась небольшая щель, в которую и поместить самые "опасные" места области таза: большие вертелы, крестец. Одновременно это облегчит все гигиенические процедуры с пациентом.

Раз не хватает методистов, необходимо обучить приемам лечебной гимнастики и массажа родственников. А чтобы в палате не скапливалось сразу много посетителей, следует организовать дежурства. Таким образом, они будут обслуживать не только своего больного, но и всех остальных.

Все эти рекомендации были приняты, и мои чертежи были тут же посланы на завод, шефствующий над институтом, для немедленного изготовления необходимого инвентаря.

В тот же день меня познакомили с директором института, действительным членом Академии наук СССР, профессором А. А. Вишневским, и Александр Александрович предложил мне работать у них на полставки с окладом 50 рублей.

Я был счастлив! Наконец-то можно было не в моих домашних условиях и не на "птичьих правах", как в Институте имени Бурденко, а официально в знаменитом лечебном заведении оказывать помощь парализованным и передавать медикам свой опыт. Сбылись мои надежды - меня признали врачи и приняли в свой коллектив.

Теперь два-три раза в неделю за мной присылали санитарную машину, и я ехал к своим пациентам. Они все хорошо знали мою историю, и то, что травма у меня была такой же тяжелой, как и у многих из них, заставляло больных надеяться на лучшее. Но для этого надо было много трудиться, о чем я сразу и сказал своим пациентам. К сожалению, не все по складу своего характера готовы были к постоянной, ежедневной и ежечасной борьбе за выживание, за возвращение к нормальной жизни.

К удивлению всех, самый тяжелый больной Анатолий Волошко из Томска, у которого был полный разрыв спинного мозга и вялый паралич, первым начал добиваться успехов. А удивляться было нечему, о чем я и сказал своим пациентам: просто Анатолий трудился больше всех. И вот результат: пока его товарищи продолжали лежать или ползать по кровати, Толя уже ходил в манеже. Раньше всех он начал и передвигаться с канадскими палочками, которые я ему подарил в награду за усердие.

Когда Волошко уехал домой, то стал регулярно присылать мне свои письма-отчеты. Вначале он боялся показаться на улице. "Изо всех окон нашего пятиэтажного дома смотрят на меня во все глаза, и я не знаю, куда спрятаться от этих любопытных взглядов". (Как мне были понятны его переживания!)

Но потом Анатолий переломил себя. "Теперь гуляю каждый день по 3-4 раза, невзирая на морозы и бураны. Затем пешком на пятый этаж".

Да что там гулять! Он вскоре стал ходить на свидания даже зимой. Письма Толя подписывал так: "Ваш ученик". Он действительно стал им и помогал теперь другим больным. Про Анатолия узнали в городе, и местная газета рассказала о нем своим читателям.

К сожалению, и здесь только половина больных (состав палаты, естественно, со временем менялся) поднималась на ноги. Остальные не находили в себе необходимых душевных сил, чтобы бороться за свое здоровье. Но тут уже я ничего не мог поделать.

Что может быть честнее и благороднее, как научить других тому, что сам наилучшим образом знаешь?

	Жизнь после травмы спинного мозга