Переступая порог палаты или своего кабинета,
врач должен забыть все личное, он должен нести теплоту,
спокойствие, радость.
Натан Элыптейн

Великий Бехтерев сказал, что если после посещения врача больному стало легче, значит - это был настоящий врач.

Палата ждала обхода главного травматолога Института имени Склифосовского профессора Соколова. При этом, очень важном для больных, событии всегда присутствуют не только лечащие врачи, но и стажеры, методисты Института физической культуры, студенты-медики. У постели больного идет учеба, без которой немыслима практическая медицина, а также зачастую решается судьба человека. Такое событие происходит раз в месяц, и по этому поводу у всех в отделении (особенно у медсестер и санитарок) с утра много хлопот.

Но вот разбинтованы раны, подготовлены истории болезни, рентгенограммы, которые кладут каждому на кровать, и все в палате отныне живет ожиданием.

Не успели мы с Антонидой Тимофеевной закончить гимнастику, как палату заполнила толпа людей в белых халатах. В сопровождении своего эскорта профессор медленно переходил от одной койки к другой, подольше задерживаясь у постелей тяжелобольных.

Это был рослый седовласый мужчина с крупными чертами лица, крутой залысиной и живым умным взглядом знающего свое дело специалиста. Приветливый, обходительный, внушающий доверие врач. Говорил профессор с больными мягко, сочувственно и в то же время убедительно. Он излучал надежду, силу, уверенность.

Наконец, профессор вместе со своей свитой подошел к моей кровати. Приветливо улыбаясь, протянул свою большую теплую руку и сказал непринужденным тоном:

- Давайте знакомиться, коллега. - Рукопожатие было крепким и нежным, и рука его на несколько секунд задержалась в моей, словно профессор хотел на ощупь почувствовать, что я за человек. И пока лечащий врач неторопливо докладывал мою историю болезни, мы с Соколовым не отрываясь рассматривали друг друга. Затем он долго и внимательно листал историю болезни, рассматривал снимки, знакомился с анализами. Что-то ему явно не нравилось в них, но, закончив изучение, он сказал бодрым голосом:

- Если мы с вами еще немного продержимся, то вот-вот дождемся перелома, и тогда считайте, что победили.

Ободренный его теплотой и душевностью, я робко спросил, нельзя ли мне избавиться, хотя бы частично, от жестоких болей. В ответ на это профессор беспомощно развел руками:

- Терпите, надо терпеть.

Он расспросил меня о моей работе, о том, что думаю делать дальше. И хотя я с трудом пока верил, что в конце концов встану на ноги, его внимание глубоко тронуло меня.

Да, это был истинный врач, хороший психолог, знающий силу слова. Целебно действовали не только его слова, но и спокойная мягкость голоса, неподдельное сочувствие, желание поддержать больного, вселить в него надежду.

Профессор сразу сделался мне близким человеком, и я решил поделиться с ним своими сокровенными помыслами. Он полностью одобрил мою затею - вести дневник наблюдений за самим собой. Сказал, что это будет интересное дело, что мои записи могут оказать хорошую услугу медицине. А он мне потом поможет их опубликовать или сделать из них диссертацию. Словом, у него тоже оказалось много фантазии, и это подействовало на меня самым благоприятным образом.

Впоследствии я узнал, что профессор не думал всерьез о своих обещаниях, он говорил так, чтобы успокоить меня, отвлечь от мрачных мыслей, совершенно не предполагая, что дневники эти могут появиться на свет, что я когда-нибудь напомню ему о них и его обещаниях и что я вообще выживу. Когда четыре года спустя я решился набрать номер его телефона, он просто не вспомнил обо мне и никак не мог понять, кто это звонит ему и о каких дневниках идет речь. И хотя меня тогда очень огорчила его забывчивость, я на всю жизнь остался благодарен профессору за поддержку, оказанную мне в трудную минуту.

Вот и выходит, что как бы медицина ни была оснащена самой современной аппаратурой и самой совершенной методикой исследования, успех в наши дни, как и тысячу лет назад, во многом зависит от личности врача.

Если врач вступает с больным в тесный контакт, а не поглядывает на него с высоты своих знаний, то результаты их союза бывают удивительными. Известный сирийский врач, живший в тринадцатом веке, писал, что в древности врач, обращаясь к больному, говорил: "Нас трое - ты, болезнь и я. Если ты будешь с болезнью, вас будет двое, я останусь один - вы меня одолеете. Если ты будешь со мной, нас будет двое, болезнь останется одна - мы ее одолеем".

Но чтобы пациент "был с врачом", тот должен расположить больного к себе, заставить его поверить знаниям доктора.

Профессор Соколов внушал глубокое доверие пациентам, и даже одна встреча с ним давала больному больше, чем ежедневное общение с некоторыми другими врачами.

Меня он тоже хорошо зарядил оптимизмом и умело направил на дорогу борьбы с недугом. Получив солидную поддержку, я двинулся дальше по своему нелегкому пути из бездны, на котором ждали меня и необыкновенные события, и удивительные встречи.

При следующих "больших обходах" профессор по-прежнему был очень внимателен ко мне и каждый раз с одобрением отмечал мои маленькие успехи.

Однажды он рассказал мне о своей страсти к рыбной ловле и заверил, что когда-нибудь мы еще поедем на рыбалку. И в данном случае он тоже, конечно, не предполагал, что окажется провидцем. Но я действительно потом не раз ловил рыбу, и не только под Москвой, но и на Днепре, на Дону, Иртыше и Сырдарье, в Азовском и Каспийском морях и даже у берегов Болгарии в Черном море.

Однако я забежал вперед, все это будет "потом", впереди, и не скоро. А тогда слова профессора Соколова были для меня лишь прекрасной мечтой, которая неудержимо звала вперед, укрепляла силы.

Спасибо, профессор, спасибо за то, что вдохнули в меня эти силы, заставили мечтать, надеяться, бороться. А значит - жить.

Совпадение или нет, не знаю, но после первой же встречи с профессором ко мне стал возвращаться аппетит, и я с удовольствием начал поглощать то, что приносили многочисленные посетители. Иногда за день у меня бывало по 10-15 человек, и все с дарами. Два палатных холодильника были забиты в основном моими продуктами: красная и черная икра, крабы, дорогие сорта рыбы, колбасы, фрукты, сладости. Я даже не заметил, как быстро набрал вес. Все закономерно: мой тренированный организм, привыкший на протяжении многих лет к определенному режиму питания, необходимому для покрытия повышенных энергетических затрат, вдруг лишился возможности даже свободно шевелиться. Поэтому, если я буду так питаться и дальше, толстеть, то мне болезнь не одолеть.

Такие мысли каждый день теперь посещали меня и не давали покоя. Я добрел, как на дрожжах, но не весь, а только в верхней, непарализованной половине туловища. Лицо уже перестало помещаться в довольно большом зеркале, на тройной подбородок было противно смотреть. Грудь, живот и бока оплыли жиром, что было особенно заметно на фоне другой крайности - худой нижней (парализованной) части тела, которая продолжала катастрофически таять. Болезнь быстро уничтожила все мягкие ткани, оставляя пока нетронутыми только кости.

Обглоданные болезнью, высохшие костлявые ноги стали похожи на плохо обструганные сучковатые палки, на которых сохранилось менее трети мягких безжизненных тканей, свисающих, как мокрые тряпки. Живот - рыхлый, как у лягушки. Как быстро, оказывается, может атлет превратиться в паука с тонкими ножками. И вот этому уродцу, то есть мне, надо снова вернуть человеческий вид: согнать лишний жир, стянуть торс упругими мышцами, восстановить и оживить мускулы. Сделать это будет очень трудно, особенно много придется поработать над ногами.

Существует только два способа избавления от лишнего жира: высокая физическая нагрузка и ограниченное питание. Первый способ пока неприемлем, значит, остается второй. При этом мне нужно так составить свой суточный рацион питания, чтобы он был полноценным, с достаточным количеством белков, необходимых для восстановления мышечной массы, витаминов и минеральных солей, которые в множестве теряют ткани через пролежни. В то же время надо значительно уменьшить употребление жиров и углеводов. Рассуждать, конечно, легче всего, а вот вы попробуйте отказать своему желудку, когда перед глазами вкусная пища.

Принесли ужин, приготовленный руками одной из моих добрых "фей". Разговаривая с ней, я все чаще поглядываю на еду. Мой нос, к сожалению, не парализованный, улавливает манящие запахи, чуя, что все предлагаемые блюда удались на славу. Я оттягиваю тот момент, когда должен сказать своей посетительнице твердое "нет" и "поклевать" лишь немного овощей и фруктов. Про себя я уже решил, что отныне с "объедаловкой" покончено, но как сказать это человеку, который так для тебя старался, с душой приготовил этот вкусный и питательный ужин и ждет, когда я начну поглощать его, похваливая кулинарку.

Человек слаб и безволен - ему трудно удержаться от соблазнов. А их в жизни много. Вот и мне предстоит ожесточенная борьба со своим аппетитом, с одолевающим меня чувством голода.

Но человек велик, когда он может удержать себя от бурных желаний. И я должен стать выше своего желания насладиться вкусной пищей до отвала. Я-то ведь хорошо знаю, что неумеренность в еде - самый страшный враг для лежачего больного, что это равносильно медленному самоубийству. Людям в моем положении крайне необходимо принимать пищу соответственно затратам, иначе ее приток быстро превысит расходы, и наступит катастрофа.

Между тем существует ложное понятие, что чем сильнее болен человек, тем больше его надо питать для восстановления здоровья. Это страшная ошибка - все наоборот! Сам организм подсказывает нам, как следует вести себя во время болезни: при высокой температуре исчезает аппетит, но появляется жажда. Вода в этот момент необходима для того, чтобы разбавлять токсины и вымывать их из организма.

Но есть и такие болезни (вроде моей), когда с аппетитом все в порядке, но тем не менее питание должно быть ограниченным по объему и калорийности. Однако правило это не соблюдается. Больного стараются кормить как можно лучше, при этом даже самые близкие люди могут принести ему страшный вред.

Итак, я решил объявить борьбу своим лишним килограммам - ради своего спасения, ради скорейшего возвращения к жизни. Теперь воздушные булочки с изюмом, пирожные с кремом, жирную рыбку, буженину и другие вкусности я стал отдавать няням и соседям по палате. Зато сейчас у меня всегда чистая простыня (стараются благодарные нянечки), лишнее полотенце, команда выздоравливающих сыта и готова оказать любую помощь одаривающему их вкусными вещами сопалатнику.

	Жизнь после травмы спинного мозга