Глава 3. ВЧЕРА И СЕГОДНЯ (2)

К сожалению, спинальник не может иметь собаку или кошку. Спинальник не в силах самостоятельно уследить, справиться с домашним животным.

Мне лет двадцать подряд предлагали, - заведи себе кошечку, она будет сидеть у тебя на коленях. Пушистая такая, ласковая. Наконец, я сдался.

Надя как-то принесла маленький теплый комочек, черный, с желтыми пятнами: " Это Тяпа".

Тяпа прожила у нас достаточно долго. Мы очень любили нашего маленького друга. Но я никогда не мог уследить за ее маневрами, на коляске или ползком за кошкой не угонишься. Поэтому Тяпа жила у нас, как хотела, на вольном выпасе.

Жизнь кошки на улицах Москвы подвержена не просто случайностям, но и настоящим опасностям. Особенно в предутренние часы, когда появляются страшные мужики с баграми и сетками, им нужен дешевый мех на шапки, которые они потом продают "под кролика". Или - просто хулиганы от нечего делать камнями швыряются, стараясь размозжить голову ни в чем не повинному животному.

Каждое утро мы с волнением ожидали, вернется наша любимица или нет.

И однажды она не пришла.

Мы нашли ее в подвале, за водопроводными трубами. Всю ночь пьяные хулиганы справляли свой шабаш. Мучили не одну только, весь пол в одном углу был залит кровью.

Похоронили Типу в коробке, в садике за домом. Долго плакали Надя и Оля.

Дали как-то на пробу собаку. Она прожила у нас три месяца. Три месяца я пытался ее выгуливать, кормить, следить за ней. Но - воспитать собаку труднее, чем ребенка, - пришлось вернуть ее прежним хозяевам.

Зато прекрасно жили у нас хомяки, морские свинки.

Когда у нас появился первый хомяк - красивый, джунгарский, пушистый, - я в три дня смастерил ему специальный домик. Домик-клетку. Два этажа, на нижнем - столовая, домик с сеном и водой, на верхнем - домик в готическом стиле, спальня, туалет. На второй этаж вела парадная лестница. Наружную стенку заменяло большое стекло, - так хомяки всегда были под присмотром.

Один из наших друзей неудачно пошутил. Пришел к нам в гости больным гриппом, засунул бедного хомячка себе в рот.

Бедняга наш Мустафа, - родом из теплых краев, из Джунгарии. После этой "шутки" у него отнялись задние ноги. Он стал — почти как я. И, как и я, боролся, научился подниматься по лестнице на второй этаж, волоча парализованные ноги.

Я приделал надежные перила. Мустафа быстро сообразил, что это ему на пользу, что это - для него, прислонялся к ним спиной, чтобы случайно при подъеме не свалиться с лестницы.

Мечта иметь собаку родилась во мне очень давно. Еще тогда, когда я бегал.

Но о какой собаке могла идти речь, когда у меня времени на жен-то не хватало. Каждый день тренировки, работа в институте, писание статей, консультации, беготня по литейным цехам заводов. Даже по ночам приходилось иногда работать.

В шестидесятых годах распорядок дня бывал таков. Вставал в пять утра, в семь убегал на тренировку, на собственную тренировку, потом бежал на работу, лекции, занятия, общая тренировка. И, еле-еле живой, к одиннадцати часам приползал домой. Хорошо, тогда прямо в метро можно было купить какой-нибудь пирожок, перекусить на ходу. После и ужинать не надо. Прибегаешь домой и валишься спать.

О каких еще собаках тут мечтать! И все же полтора месяца в своей жизни я был хозяином собаки.

Правда, был хозяином напополам с Божуковым, зато ровно напополам. Собака все эти полтора месяца считала нас одним хозяином в двух лицах.

В то время мы были очень близки с Валей. Он тогда еще не женился, я часто оставался у него, жил по нескольку дней кряду, и его мама даже называла меня вторым сыном.

Мы беседовали задушевно, бывало, ночи напролет. Спорили о том, что лучше - любить или быть любимым. Я, конечно, утверждал, что гораздо лучше быть любимым. А Валентин тогда был влюблен, искал взаимности.

Позднее его любовь обернулась семейным счастьем. Первую свою дочку он назвал Женькой.

В 1962 году мы готовили штурм стены пика Революции. Необходимо было осуществить выброску грузов на пятитысячный перевал Абдукагор. Выброску поручили нам с Божуковым.

Ребята уже сидели на перевале, а мы загружали самолет в Душанбе, летели, выбрасывали грузы на парашютах, возвращались из вечных льдов в пекло города, — и все повторялось заново.

Валентин сидел в выходном проеме самолета, я его страховал, фотографировал горы, которые лежали под нами. Он выталкивал стокилограммовые ящики, и они уходили вниз, к перевалу.

Выброски прошли удачно, почти ничего не пропало. Все тридцать человек были обеспечены продуктами и снаряжением, всем необходимым для штурма. Для штурма стены была отобрана команда из лучших, способных идти по сложным скалам в условиях большой высоты, мороза, снега. Руководил командой Лев Мышляев.

Я гордился тем, что меня включили в такую команду. Ибо, несмотря на выносливость, несмотря на успехи в высотных восхождениях, впервые меня признали и как скалолаза.

В те времена Валентин еще не прыгал с парапланом, не парил над горными хребтами. Это потом у него появился такой немного пижонский стиль - вслед за грузами прыгать и самому, кружить под куполом своего параплана над базовым лагерем, потихоньку спускаясь. А тогда - нам надо было пешком догонять экспедицию.

Из Душанбе маленький юркий "АН-2" доставил нас в таджикский райцентр Ванч. В Ванче нам следовало найти попутную машину, чтобы проехать еще километров сто до геологической базы. А там оставалось тридцать километров до морены, до базового лагеря. Теперь уже пешком.

Мы сидели на аэродроме и ждали машину. И день, и два. С краешку большого картофельного поля, которое являло собой взлетно-посадочную полосу, была маленькая уютная поляночка. Во всей Азии трудно найти место, где можно было бы сесть на землю, не боясь колючек. Но здесь можно было смело ложиться на землю, здесь была травка - мягкая, родная, как в России. Протекал чистый, как слеза, ручеек.

А рядом раскидывал свою тень огромнейший абрикосовый сад. И сторожила его такая же огромная, как и сам сад, овчарка, памирская овчарка - есть такая порода. У таджиков кормить собак не принято. Собака сама должна находить себе пропитание. А мы дали ей колбасы. Бросили одновременно по кусочку. Видимо, она впервые ела то, что дали ей люди. И, съев, - признала нас хозяевами.

С тех пор и до прихода машины собака все время была при нас. Мы кормили ее, ходили с ней сторожить сад (при этом каждый делал это так, как понимал, как умел, каждый по-своему).

Но, наконец, нашлась попутная машина. Набитая таджиками, киргизами, русскими, везли мешки с фруктами, овощами, разным шмотьем.

Жалко было расставаться. Жалко было бросать признавшую себя нашей животину.

Мы спросили у местных ребят на аэродроме, чьей считается наша собака. Оказалось, сторожа, живущего в этом абрикосовом саду (надо же, а мы-то ни разу его не видели).

Пришли к сторожу. Валя говорит:

- Отдашь нам собаку в обмен на, - и показывает на майку, что была на мне. Ничего особенного, белая с синей каемкой, и размера маленького. Да и непонятно было, кто теперь сад сторожить будет. Но, видимо, майка была нужнее. Обыкновенная футболка за рубль восемьдесят.

На собаку, теперь уже окончательно нашу, была надета номинальная веревочка. И уже втроем мы побежали грузиться на машину.

Мы решили назвать нового друга (точнее, подругу) - Женька. Так предложил Божуков.

Шофер грузовой машины - самый желанный гость во всех кишлаках, встречающихся на горной дороге. Когда нужно - ведь это он всех подвозит, потому самый ценный, уважаемый человек.

А дорога трудная, серпантин, узкие развороты, отвесные склоны, обрывы.

Проехав первые тридцать километров, мы остановились. В первом же кишлаке шофера повели поить.

Чем круче дорога, чем выше, - тем больше надо шоферу.

При первой же остановке Женька выскочила из машины. Мы видели, с каким трудом ей дается поездка, как муторно ей от страшной тряски. Она решила распрощаться с нами, вернуться в свой абрикосовый сад. Она побежала вниз по дороге.

Ну что же, жаль, конечно, но пусть будет, как будет. Мы печально смотрели ей вслед. И вдруг она остановилась, оглянулась на нас, -словно спрашивала. Но мы просто смотрели на нее, ни звуком, ни жестом не выдавая своих чувств и желаний.

Она отвернулась, сошла с дороги и легла под куст чертополоха.

Несколько часов мы ждали, когда шофер выпьет и отдохнет. И через несколько часов - мы втроем влезли на борт грузовика.

Чем выше - тем больше шоферу надо. В последнем кишлаке он отсыпался после выпитого целые сутки. А всего наше путешествие на машине заняло три дня.

В течение этих последних суток в верхнем кишлаке мы сидели, как почетные гости, на дастархане, нас непрерывно поили зеленым чаем. Наливали, как уважаемым людям, по трети пиалушки. Чем больше уважают, тем меньше наливают.

Кишлак был киргизским. На Памире часто встречаются места, где население сильно перемешано. И невозможно понять, на чьей территории находишься. Киргизы мяса за один раз могут съесть очень много, наверное, килограмма четыре, не меньше. Это целое искусство. И горячий кок-чай очень помогает тому, чтобы жирная баранина усваивалась организмом.

А после еды - киргизы берут в руки свои национальные музыкальные инструменты, и начинаются песни! И начинаются пляски! И будь ты хоть самый распочетный гость - не увильнешь от участия в общем веселье.

Ну, пел-то я всегда неплохо, у Вали тоже хорошие вокальные данные. Но - плясать? Я первый и последний раз в жизни отплясывал "Барыню" - именно в этом кишлаке. А что еще делать, - шофер спит, машина стоит.

Женька была с нами. Мы старательно ее подкармливали, вызывая бурное удивление у наших хозяев. Она поправлялась на глазах, шерсть залоснилась, в глазах появился блеск, азарт. На нас она смотрела с преданностью и любовью. Это было так радостно, так приятно.

Наконец вечером третьего дня мы достигли геологической базы. Здесь начиналась горная тропа. Дальше мы должны были двигаться на своих-на двоих.

Перед выходом Валентин задумал вымыть Женьку. Все-таки спала она вместе с нами в палатке, да и вообще Валя очень любит чистоту. Я же всегда был индифферентен в таких вопросах. Мне было совершенно непонятно - зачем ее мыть.

Раздобыли огромный кусок мыла. Посреди базы была труба с холодной водой. Валентин сказал мне : "Держи Женьку", и сам начал ее намыливать. Легко сказать, держи! Эдакого теленка, весившего больше, чем я сам. Да она могла нас обоих за собой таскать, как хотела.

Но Женька не вырывалась. Всю эту затею перенесла стоически. Раз уж хозяин хочет - надо терпеть.

Мы вышли, свежие и умытые, в свой тридцатикилометровый поход.

В начале пути Женьку мы вели по очереди на четырехметровой веревке. Это было страшно неудобно и ей, и нам, она все время путалась под ногами. Пройдя так всего километр, плюнули и решили - пусть делает все, что захочет.

Мы идем под тяжелыми рюкзаками, забираемся все выше и выше, уже видны снежно-ледовые вершины, идем, потеем. А Женька - то убежит вперед, но тут мы спокойны, то отстанет, а мы волнуемся, вдруг вниз ушла, бросила нас. Проходит час, другой, - нет, смотрим, возвращается.

Так она нам нервы и мотала.

А год нашей экспедиции был как раз годом, когда сорвался, ушел вниз ледник Медвежий. Образовалось озеро, оно прорывалось, грязевыми потоками затапливались кишлаки, погибли сотни людей, множество домашнего скота.

Нам надо было вслед за взрывниками, проложившими новую тропу, пересечь двухкилометровый ледник. Ледник со странным названием, - медведи, что ли, по нему ходили?

В конце концов наша тройка достигла базового лагеря, в котором мы обнаружили одного лишь повара. Все остальные были на перевале, искали грузы, перетаскивали ящики к местам хранения. Трудность заключалась в том, что снеговые пространства были огромны, груз находили с трудом. Нам необходимо было как можно быстрее присоединиться к ребятам, указать более точно места выброски, облегчив тем самым поиски.

Взяв легкие рюкзачки, безо всякой акклиматизации, мы побежали наверх. Естественно, Женька увязалась за нами. Дорога сначала вилась по морене, по осыпям, но потом начался ледник Абдукагор. Мы вышли на блистающий, переливающийся голубизной лед. Погода - ясная, яркое слепящее солнце. Мы шли в солнцезащитных очках, совершенно не подумав о бедной нашей Женьке. Она в результате сильно обожгла себе глаза. И обморозила лапы. Но шла с нами, - что поделаешь, хозяин есть хозяин!

Ледник Абдукагор достаточно труден для прохождения, сильно изрезан трещинами. Женька все весело бежала легкой трусцой впереди, а вдруг отстала. Я сначала даже не обратил на это внимание. Шли мы очень лихо, не связавшись, не проверяя трещины впереди себя. И тут я оказался в закрытой щели. Спасли лыжи, привязанные горизонтально лямками к рюкзаку. Мы взяли с собой равнинные лыжи, чтобы на плато пика Революции попытаться бегать. Из затеи этой ничего не вышло, на пяти тысячах не побегаешь, пробежишь метров десять - и задыхаешься. Зато именно лыжи спасли меня от долгого падения в бездну, ибо трещина, в которую я провалился, расширялась книзу, казалась бездонной.

Валентин скинул мне веревку, я обвязался концом, после чего он аккуратно извлек, вытянул меня из западни.

Теперь мы стали более внимательными. Связались. И тут заметили, что как только перед нами оказывалась трещина, - Женька перемещалась в хвост нашей группы. Видимо, она чувствовала закрытые трещины, чувствовала опасность, хотя впервые была на леднике.

Мы постановили идти за ней, чтобы она и выбирала дорогу.

Идем за Женькой. Идем себе, идем, доходим до ледовой стенки. Метра четыре в высоту стеночка. Вырубили ступеньки, ввернули крюк, вышел наверх Божуков, вытащил меня. Ну а Женьку-то? Нет, решили, - хватит ей испытаний, крикнули: "Женька, домой топай, мы дальше идем одни".

Но недолго мы шли дальше одни. Через десять минут наша собака была с нами. Мы-то корячились, на стенку влезая, а Женька нашла обходной путь!

Наконец, вышли на перевал Абдукагор, Всю дорогу мучил меня разболевшийся зуб, воспалилась десна. На перевале выяснилось, что и температура поднялась. Надо было спускаться вниз. Но вдвоем с Валей - нельзя, некому будет показать ребятам места выброски, помочь им. Дело-то надо было делать.

Значит, я должен был идти вниз один. Хоть и учат в учебниках альпинизма, что ходить в горах в одиночку недопустимо. Практика, как всегда, обгоняла теорию.

Наше расставание с Валентином происходило на небольшом перевальном плато. Он двинулся вверх, я вниз, - мы расходились все дальше и дальше... А между нами металась бедная Женька. Впервые хозяин раздваивался, ей надо было выбирать, - за кем идти.

Пошла все-таки за мной, ибо я шел вниз.

Впоследствии мы уже не таскали Женьку наверх. Больные глаза и лапы не позволяли, да и лучше ей было на теплой морене, при базовом лагере, при поваре, который кормил ее до отвала.

Когда мы спускались в базовый лагерь, она радостно приветствовала нас.

Спускались сверху двое, в пуховках, мокрые, обросшие, присыпанные снегом.

Она вскакивала передними лапами на плечи одному из нас, но лишь на мгновенье, в следующее мгновенье она уже висла на другом, сбивала с ног. Она металась так между нами в течение нескольких минут, приветствуя радостно своего хозяина в двух лицах. Как это приятно, - когда кто-то так предан тебе! Какое счастье иметь такого четвероногого друга!

После окончания экспедиции Женька осталась с геологами, на базе. Ей там понравилось, ее там полюбили. Мы расставались с грустью, но что было делать? Взять в Москву мы ее не могли, да и нечего в Москве было делать ей, выросшей в горах.

Так она и осталась - у геологов.

Содержание Гл 3 ВЧЕРА И СЕГОДНЯ 01 02 03

	Жизнь после травмы спинного мозга