Глава 5. ВСЕ ЗАНОВО (2)

Во всем мире существуют центры восстановления для спинальников. Центры, в которых врачи возвращают недавно перенесших тяжелейшие травмы к жизни, учат сидеть, стоять, сгибать и разгибать руками безвольные ноги. Именно в восстановительном центре спинальник впервые видит себе подобных. Перенимает опыт, накопленный не одним поколением таких же, как он. Общается. Занимается спортом. Играет в баскетбол, волейбол, плавает, катается на лошади, укрепляет руки и спину. Спинальники начинают жить - общаться, влюбляться. Устраивают театральные представления. Гамлет на коляске, Офелия на коляске...

В нашей стране четверть века тому назад ни одного восстановительного центра не было. После больниц разъезжались по домам. Гнили в пролежнях, окостеневали в суставах. Потихоньку умирали.

Но все же некоторым везло. Тем, кто получал путевки в грязевые санатории. Особенно везло тем, кто попадал в санаторий города Саки, на западном побережье крымского полуострова.

Кроме него, на территории бывшего Союза работали еще два, - на берегу Балтийского моря и в самом центре Донбасса, в Славянске. Но грязи там коричневые, мало помогающие спинальникам в восстановительном процессе.

Иное дело - Саки. Сакские грязи, - черные, маслянистые, вонючие, вобравшие в себя все микроэлементы земли, - лучшие в мире. Сакские грязи происходят из озерного ила. Соленое озеро, на дне которого этот ил покоится трехметровым слоем, вытянулось вдоль сакских кварталов. Когда-то оно было заливом Черного моря, впоследствии отступившего на три километра.

Долгое время о целебных свойствах озерного ила никто не догадывался. В начале прошлого века какой-то татарин начал лечить тут больных радикулитом. Легенда гласит, что у татарина был старый верблюд, страдавший разными болезнями. Однажды бедное животное залезло в озеро. Верблюду сидение в прибрежной грязи понравилось, он начал ежедневно повторять процедуры. Вылечился он или нет - не знаю, но сметливый татарин сообразил, что не зря верблюд в воду залезал.

Озеро у татарина купил царь и велел построить санаторий.

Как нынче принято говорить - бальнеологический курорт.

Построили больничные и жилые здания, посадили серебристые крымские ели. Огромный парк окружил специально вырытый пруд. Вечнозеленая листва, свежий морской воздух, запахи цветов, - все это возвращало к жизни, возвращало жизнь, чувства и стремления.

Самой замечательной придумкой паркоустроителей был пруд, с плавающими по нему круглый год черными и белыми лебедями, пестрыми уточками. По берегам на свисавших к воде ветвях сидели павлины. Громко и противно кричали, распускали цветные вееры-хвосты. Спинальники, а особенно - спинальницы, высиживали здесь часами на колясках, кормили птиц.

Парк разбивался на квадраты тенистыми аллеями. Две центральные, - самые широкие, самые светлые, - сходились в середине, образуя центральную площадь. Местный народ окрестил ее "Расхваталовкой". Здесь по вечерам кипела жизнь. Здесь спинальники знакомились друг с другом, но больше - с будущими подругами. Подруги в основном появлялись из соседнего санатория, специализировавшегося на лечении бесплодия. Юные спинальники собирались в стайки, пели под гитару. Прогуливались на колясках молодые спинальники, выискивая среди гуляющих будущую любовь. И, соединяясь в пары, растекались по всему парку, затаивались в самых укромных уголках.

"Расхваталовка" украшена была небольшим бюстом Гоголя. Табличка гласила, что великий русский писатель в тысяча восемьсот пятьдесят первом году лечился здесь.

Сакское озеро под серо-светлой водой скрывало многотонные запасы лечебной грязи. Ее вычерпывали, нагревали до температуры 36-37 градусов. Таких, как я, засовывали в мешки, наполненные подогретой грязью. Продолжительность процедуры - полчаса. Но мы, молодые и здоровые, старались пролежать по часу.

Вода озерная - соленая и тоже лечебная. В ней содержатся ионы золота, серебра и прочих полезных для поврежденных нервных тканей элементов. Воду эту называют рапа.

Кроме грязевых процедур, спинальникам полагается принимать ванны из подогретой до 37-39 градусов рапы. Ванны и грязь чередуются. Пятьдесят дней: день грязь, день ванна. День грязь, день ванна. Больные (а в санатории нас всех звали - больные) некоторые уставали, старались пропустить какую-либо процедуру, отдохнуть. Сердобольные нянечки за рубль проставляли таким халтурщикам в больничные книжки отметки о посещении.

Грязь и ванны очень помогали тем, у кого спинной мозг был порван не полностью, мог восстановиться. Рассасывались сгустки крови, давящие на нервы, улучшалось питание нервных тканей.

Для меня же - как для спинальника истинного - грязи и ванны были забавой, удовольствием. После девяти месяцев в ЦИТО, после двух перенесенных операций, врачи отправили меня отдохнуть. Сразу же уяснив бесполезность всех этих процедур для себя, я все равно полюбил эти долгие сидения в ванне или лежания в мешке. Сидишь - потеешь. Переговариваешься с соседом-приятелем. Хохочешь... Именно лежа в грязевом мешке, я впервые в жизни играл в шахматы без доски и фигур. Я и представить себе не мог, что способен на такое!

От второго спального корпуса до грязелечебницы по дорожкам парка надо было проехать метров четыреста. Тяжелых больных возили сопровождающие. Мы же, молодежь, мчались наперегонки, вращая колеса старых допотопных колясок. На таких здесь ездили еще до революции. Огромные надувные колеса, - два больших спереди, одно маленькое сзади. Из-за этого коляски были весьма и весьма неустойчивы, легко переворачивались. Разъезжая ночью по неасфальтированным дорожкам парка, я часто вываливался на колдобинах.

Зато коляски эти имели откидные спинки. При необходимости спинка и подножка превращались в платформу для лежания. Не всем разрешали сидеть. Мне, например, врачи из-за пролежня запрещали ездить сидя. Ну и ничего, две недели я разъезжал по парку, лежа на животе. Таким образом и на "Расхваталовку" впервые поехал, с девочками знакомиться.

На такой коляске сиживал под конец славной жизни своей граф Лев Николаевич Толстой.

Такие же коляски довелось мне увидеть и через несколько лет в другом санатории, в Донбассе. Грязи там бедные, но санаторий в шахтерском краю был просто необходим. Ведь из всех спинальников нашей страны чуть не половина - шахтеры. Часты были аварии и обвалы в шахтах, разработки породы велись дедовскими, прадедовскими методами.

Много было среди спинальников и бывших зеков. Лесоповал - очень многим ломал хребты. Все остальные спинальники почти поголовно были жертвами автомобильных аварий.

Но попадались и исключения. Исключения удивительные. Слушаешь такую историю - и не знаешь, смеяться или плакать.

Володю Архангельского жена стрясла с дерева. Он залез высоко-высоко, а ствол был тонким. Жена в сердцах тряхнула. Володя свалился, сломал спину. Навсегда.

Смеялись мы (конечно, по-доброму) над московским кинорежиссером Мустафаевым.

Спал. Зазвонил телефон. Резко потянулся с кровати, рванулся - и сломал шейные позвонки.

Смеялись мы потому, что он уже выздоравливал. Слава Богу, мозг не был полностью прерван. Он мог смеяться над своей историей вместе с нами - так как начинал ходить, шевелиться. Иначе - не до смеха бы было. Над долей шейника - не посмеешься.

Мужчин сопровождали жены. От мужей-спинальников в те годы отказывались редко. Холостяки - находили подруг. Часто сестра, сопровождавшая брата-калеку, находила свое счастье со спинальником, познакомившись на "Расхваталовке".

Женщин после травмы большинство мужей бросало. Исключения составляли кавказские семьи. Я видел грузина, армянина, видел черкеса, катающего по парку жену на коляске.

Мужчина-спинальник не может иметь детей. Женщина-спинальница - может. Молодые спинальницы рожали от здоровых мужиков. Заманивали, зазывали их на любовь. Дети рождались здоровыми, пока маленькие - разъезжали с мамами, на подножках маминых колясок.

Я приехал в санаторий в самое лучшее время - в середине июля. В Крыму в это время - тепло и сухо.

Весь парк кишел разъезжавшими на колясках "больными".

Но впечатления, что собрались тут инвалиды несчастные, - не было и в помине. Царило веселье, тут и там поминутно слышался смех. Новобранцы в такой атмосфере словно заново входили в жизнь, которую мнили навсегда потерянной. Новобранцы - получали здесь огромный заряд оптимизма и стойкости.

В те времена сам санаторий еще был небольшим. Всего три корпуса для больных. В нашем, где содержались наиболее тяжелые, настоящие спинальники, умещалось всего человек сто. А в парке, казалось, гуляли тысячи. Я сначала очень был озадачен таким несоответствием, но позднее, переговорив со многими, понял в чем дело.

Попасть в санаторий было достаточно трудно. Особенно для провинциала. Многие приезжали самостоятельно, "дикарями", снимали в городе жилье, - за свой счет, естественно. Их всячески преследовало местное начальство, не давало снимать квартиры на длительные сроки, не давало поменять квартиру в Москве или Воронеже на квартиру в Саках. Но - спинальники боролись и побеждали. Население города постоянно росло, пополнялось за счет многих спинальников, переезжавших сюда.

Таким образом, основное ощущение множественности создавало тогда еще не очень многочисленное сакское спинальное население. Которое с каждым годом все увеличивалось, несмотря ни на какие препятствия, чинимые власть имущими. Любыми путями, продав все, что можно было продать, с огромными доплатами менялись квартиры.

Так образовался город спинальников. Я называю его городом спинальников, хотя, конечно, двуногого населения там гораздо больше.

И все же - только этот город можно назвать спинальным. Существование такого города - прекрасно и необходимо. В общении обретаются друзья, обретается опыт. Вокруг сотни таких же, как ты, но нет и двух похожих. У всех разные настроения, убеждения, голоса и глаза. Со всеми беседуешь, узнаешь - как вести себя в новой твоей жизни. Польза такого общения очевидна.

Непонятно только одно. Почему гигантский суммарный опыт, опыт многих поколений, не получил никакого распространения, ни описания. Это меня всегда удивляло, удивляет и до сих пор. Я хорошо знаком с лыжным спортом, с альпинизмом. Множество брошюр издавалось и издается, посвященных методике тренировок. Сам я даже участвовал в создании сборника всяческих советов и рекомендаций для занимающихся альпинизмом. Все досконально изучено и изложено. В учебниках по лыжам можно было прочитать о том, что спортсмен зимой обязательно должен носить кальсоны. Столько сил тратится на тренировках, в жизни обыденной мышцы надо беречь, держать в тепле. Потому и кальсоны обязательно носить. Вот до каких высот добиралась лыжная наука!

А что же, лыжников на Земле больше, чем спинальников? Да нет, количества вполне соизмеримы. Тем более, что поведение спинальников более-менее не зависит от географической широты.

Почему же весь опыт спинальной жизни не обобщается? Ведь любая брошюра такая способна спасти множество жизней.

Отчасти из-за того, что все семьдесят лет советского беспредела инвалидов старались убрать с глаз долой, старались сделать так, чтобы на улицах невозможно было бы встретить, увидеть людей, ущербных физически. Ведь при социализме - какие могут быть инвалиды? При социализме основной принцип жизни - какой? Каждому по труду! А инвалиду, неспособному трудиться, - что полагается? Фигу с маслом? А нарядную, счастливую толпу, - как украсить несчастным на инвалидной коляске?

Особенно страшным было послевоенное время. Тогда многих, ставших инвалидами на фронтах, - прятали за толстыми стенами монастырей, превращенных чуть ли не в концлагеря для "недочеловеков".

Вот и не было литературы о спинальниках, для спинальников.

Оставались только врачи, как носители такого многолетнего опыта.

В сакском санатории врач становился для своего пациента и терапевтом, и хирургом, и учителем, и утешителем. Он мог реально помочь. Но с каждым годом дореволюционный опыт комплексного лечения все более предавался забвению. Это когда-то врачи были - широкого профиля.

Воспоминания Чехова о тех временах, когда он еще практиковал. Булгаковское "Полотенце с петухами". Сейчас из таких универсалов остались только пожилые фельдшерицы в сельских больницах.

Узкая специализация привела к тому, что спинальника сейчас негде лечить. Больниц чисто спинальных всего две на всю страну. Но и то, ни одна из этих двух больниц не занимается комплексным лечением, чтобы и за костями следить, и за почками, и за психическим состоянием. Ведь у каждого спинальника не одна, - целый букет разнообразных болезней. Прорыв - так все сразу всплывают. Чтобы улучшить состояние, спасти, - со всеми одновременно надо сражаться.

Когда я называю себя инвалидом, Надя - а она десять лет проработала медсестрой - возмущается :"Какой же ты инвалид? Ты просто - человек, получивший травму". Короче говоря - спинальник. Очень удобное слово. Человек, получивший травму позвоночника с разрывом спинного мозга. Все просто и понятно.

Правда, непонятно, как быть сейчас. Прошло много лет, я стал часто болеть, приобрел множество различных недугов. На фоне травмы ухудшается работа желчного пузыря, поджелудочной железы. Появились эрозии, предвестники язв в двенадцатиперстной кишке. Чаще всего эти язвы имеют природу возникновения - стрессовую. Но у меня другая - травматическая. От вялости стенок внутренних органов.

Вот обследовать бы меня десять лет назад, - ничего бы, никакой вялости не обнаружили. Это сейчас я могу считать себя инвалидом. А молодым да начинающим лучше считать себя - другой расы, другого устройства. Потому что если себе самому казаться больным и несчастным, - есть вероятность вскорости им и стать.

Меня с самого начала волновал вопрос - надо ли стремиться жить среди себе подобных, или же лучше находиться в среде двуногих?

Хорошо побывать раз в году, особенно в первое время, в восстановительном центре. Пообщаться месяц-другой с соплеменниками. Но, наблюдая жизнь тех, кто переехал в Саки на "ПМЖ", тех, кто организовал спинальную колонию в Крыму, я недоумевал - так ли уж нужны все эти усилия с обменом жилья и переездом в Саки?

Опыт объединения в спинальные резервации был широко распространен во многих странах мира. Я читал о подобном центре, построенном в Англии, где специальные дома с пандусами для подъездов, с бассейнами, со множеством обслуги - становятся родиной многих. Множество персонала необходимо, ибо для того, чтобы спинальнику воспользоваться бассейном, нужно как минимум два помощника, которые будут вносить и выносить его из воды.

Были там свои лошади для верховой езды, - вибрация очень полезна (нашим спинальникам и думать о таком не приходится). Кстати, вибрация полезна всем, не только спинальникам. Вибрация способствует улучшению вывода вредных веществ из организма.

Только я самовибрирую не верхом на мустанге, - просто приподнимаясь на руках над диваном.

Кроме верховой езды предусмотрены еще многие виды спорта. Играют и в баскетбол, и в волейбол, в футбол даже. С некоторых пор и олимпиады проходят, где на колясках играют. А уж марафонские гонки на колясках - это стало и совсем привычно для Запада.

Вибрация - вибрацией, лошади - лошадьми, но вот известнейший марафонец Абебе Бикила, ставший шейником после полученной травмы, приглашенный в лондонский центр, прожил немного там, -да и умер.

Конечно, это не довод. Но все же мне кажется, что жить спинальник должен среди двуногих. А общаться друг с другом - для опыта, раз в году, если подружились. Просто, как с другом. Ведь друзья не встречаются каждый день, не бывают все время рядом. Когда все время рядом - это другим словом называется. Любовь, что ли. Когда люди общаются - с утра до вечера и с вечера до утра. Какой ужас! Создание каждой семьи - подвиг человеческий. Тот маленький подвиг, который человек совершает каждый свой день, каждую минуту, в течение всей жизни.

Мне так становится светло на душе, когда какая-нибудь знаменитость в беседе с журналистами на вопрос о том, что для него самое дорогое в жизни, отвечает - семья!

Как я всю жизнь этого не понимал?

Да, это сейчас я стал таким хорошим, думающим, и лет мне уже много, и семья у меня, и Надя у меня, и любовь у нас, и не съели мы друг друга за многие годы совместной жизни. Конечно, пару раз в году мы расстаемся на неделю-другую. Когда Надя едет в горы кататься на лыжах. Когда я с экспедицией уезжаю в горы. Но как прекрасно все остальное время быть вместе!

Я вопрошаю, - как я раньше не понимал. Это не значит, что самым главным в жизни моей сейчас является семья. Это значит, что теперь я понимаю людей, которые на первое место в жизни ставят семью, я понимаю - о чем речь идет!

Одному все же жить тяжело. Одному вообще жить - подвиг. Надо иметь много хороших друзей. В семье лучше. Когда себя чувствуешь полноценным человеком. Равным всем остальным. Хорошо, конечно, мне так говорить. Волей-неволей спинальники бывшего Союза живут в большинстве своем в семьях.

А куда денешься? Спецгородков нет. Да никто не знает просто - что такое свобода выбора места жительства. У всех прописка. У здоровых, у больных, - у всех. Где жил - там только и можешь дальше жить. На последнем этаже без лифта? Ну и дальше жить будешь, куда тебя переселять? Поэтому многие обречены на неподвижность, не могут бывать на улице. Отрезаются от остального мира. Живет такой человек вроде бы в семье, но не ощущает себя нормальным. Остальные члены семьи ходят на работу, в кино, в театр, в гости. Лишь он один - лишен. Лишен всего этого.

А надо бы сделать так, чтобы образ жизни спинальника был такой же. И работа, - коли здоровье позволяет, хоть какая, - очень была бы полезна. Хоть на два, на три часа в сутки.

Но все это - лишь пожелания. Спинальники России в большинстве своем лишены возможности жить нормальной жизнью. Общество не желает знать их проблем. Своих хватает. Появление человека на коляске в шумном и суетливом водовороте московских улиц вызывает в прохожих и проезжих в лучшем случае жалость. А бывает - и злобу. И так, мол, тяжело и муторно, а тут еще ты со своей бедой!

Так что зачастую в лучшем положении оказывались те, кто перебирался жить в Саки. Старые семьи разрушались, образовывались новые, чисто спинальные. Иногда даже брали приемного ребенка - тоже спинальника. Чтобы семья была - как семья, муж, жена, ребенок.

Они, конечно, были правы. Для них такая жизнь была более приемлема, чем жизнь среди двуногих. Но это не значит, что я сам себя опровергаю. Просто это показывает, насколько было ненормальным то общество, в котором мы жили. Насколько это общество осталось ненормальным и до сих пор!

Мне есть с чем сравнивать. Я побывал недавно в Америке, ревниво вглядывался в чужую жизнь, стараясь как можно больше узнать из того, как живут подобные мне на другой стороне земного шара. У меня сложилось твердое убеждение, что там спинальники совершенно не стремятся к объединению. Но для этого есть социальные предпосылки. Спинальнику создаются все условия для того, чтобы он мог нормально, на равных, сосуществовать с двуногими.

Как раз тогда и созрело во мне это убеждение. Когда существует огромное множество различных приспособлений, когда в каждом большом универмаге есть специальные лифты (да и во многих домах), когда существует целый набор общественных движений, защищающих и помогающих человеку в беде. Всего не перечислишь.

Обычно, когда мне приходилось лететь из Москвы в Душанбе, или еще куда по стране, кто-то из друзей заносил меня в самолет на руках, коляску я брал с собой в кабину, но пользоваться ею не мог. Первым, что меня поразило, когда мы только вылетали из Москвы, из Шереметьево-2, было наличие в "Боинге" специально предусмотренной коляски. Свою пришлось сдать в багаж, меня посадили в "местную" и доставили на борт. Во время полета я мог спокойно перемещаться по проходу на этой коляске. То есть я был приравнен в своих возможностях ко всем остальным пассажирам.

И вот мы в Нью-Йорке. Конечно, первые два дня мы гуляли по городу, заходили в магазины, осматривали достопримечательности. Я разъезжал по Манхэттену, с нехорошей радостью размышляя про себя: "А, вот у них тут ничего на улицах не приспособлено для движения человека на коляске". Ни одного съезда, высокий бордюрный камень все время при пересечении боковыми улицами становился преградой. Никаких скатов! Ребята каждые двести метров то спускали меня в коляске с уступа, то поднимали на уступ. Потом родилось удивление. Почему же улицы не оборудованы, ведь все магазины имели все приспособления для того, чтобы их могли посещать инвалиды. Почему же нет скатов?

Да и нью-йоркцы с удивлением взирали на меня. Что это такое, - сам рычаги дергает, едет. Просто у них инвалиды по Манхэттэну на машинах ездят, на коляске - никого не встретишь. Подъедет к нужному месту, припаркует машину, пересядет на коляску - и вперед!

Да и не любят в Америке по улицам на простой коляске ездить. Очень много автоматических колясок, на аккумуляторах. Рычагов ни у кого в руках я не видел - ни в Нью-Йорке, ни в Сан-Франциско, ни в Сиэтле. Ни в Йосемитском парке.

Правда, в парке я и ни одного инвалида не встретил. Наоборот, все встречавшиеся с удивлением смотрели на меня. Тем более, что носился я по всему парку с бешеной скоростью, тренировался.

Всего нас было пятеро. Двое, - сильнейшие скалолазы Союза, - должны были взойти на Эль-Капитано по самому сложному маршруту, по так называемому Носу. Я считался тренером этой мини-команды. Оставшиеся двое - кинооператоры, снимали фильм о нашем путешествии.

Попал я в эту компанию совершенно случайно, благодаря хорошим приятелям.

Я уже был достаточно хорошо подготовлен к Америке. Не боялся потеряться перед изумляющим изобилием. Во-первых, такие вопросы меня никогда не волновали. Во-вторых, денег никаких у нас не было.

Принимал нас спортивный клуб Сиэтла.

Я попал в другой мир. Даже и по климату другой. Калифорнийские сосны и секвойи казались раза в три выше наших обычных сосен. Уже Нью-Йорк встретил нас страшной жарой, жарой не привычной, азиатской, сухой, - огромная влажность превращала все в парную. Но - Нью-Йорк был уже совершенно не тем, что описывал Маяковский. Достаточно чистые улицы, много зелени, деревья, скрашивающие громадность небоскребов. Десятки людей в трусах бегают по Бродвею, не опасаются отравить свои легкие выхлопными газами.

Прилет наш оказался полной неожиданностью для принимающей стороны. Перепутали дни, нас ожидали только назавтра. Несколько часов мы просидели в аэропорту.

К вечеру все стало на свои места. Нас принимал в Нью-Йорке миллионер по имени Джим. Самого хозяина в это время дома не было, он путешествовал вокруг Европы на мотоцикле. Познакомились "очно" мы только через несколько месяцев, уже у нас, в Москве. Джим со своей подругой проехал всю страну, от Владивостока до Москвы, и опять на мотоцикле. Мы договорились о том, что я снова приеду, -чтобы пересечь Америку от побережья до побережья на коляске, с Запада на Восток. Дай-то Бог!

Нас поселили в пятиэтажном особняке. Несмотря на поздний час, вся прислуга вышла нас встречать в переднюю. Меня проводили на пятый этаж, в предназначенную мне комнату. Я особо ничего не осматривал, просто завалился спать на небольшой диванчик, с которого потом я мог бы сам перелезть на коляску.

Проснувшись ранним утром, я увидел за окном дерево. В Москве вровень с пятым этажом стояло бы верхушкой, кроной. А здесь -только середина ствола. Интересно, подумал я, видимо, тут деревья в два раза выше, чем дома.

И после этого началось. Мне все казалось в два раза выше, в два раза больше. И трава в Йосемитском парке. И кошки.

И белки. Серые белки, карабкающиеся по стволам огромных деревьев в Йосемитском парке. Серые белки были огромными, в два раза больше чем наши, рыженькие. А уж обитавшие около пиццерии в Сиэтле, где мы обычно обедали, были такими громадными и отъевшимися, что сравнимы были разве что с кошками. Они спокойно и важно прогуливались между столиками, благосклонно, не теряя собственного достоинства, принимали подношения захожих посетителей.

В Сиэтле ребята тренировались на скалах, я ездил внизу, помогал, чем мог. Потом они пошли на штурм Эль-Капитано. Штурм неудачный. На Носу скопилось много команд, очень медленно двигавшихся вверх. Обойти всех было невозможно. Ждать - мы не могли, мы были ограничены во времени. Наша двойка спустилась вниз.

Множество клаймеров, по-нашему - скалолазов, штурмуют стену Эль-Капитано. Приезжают из разных уголков Америки. С одним из них я познакомился, а потом и подружился.

Боб, математик по образованию, окончивший университет Беркли. Клаймеры не любят снег и лед, клаймеры любят теплые сухие скалы. Со снегом приходится иметь дело только в ситуациях экстраординарных, в случае неожиданных зимних непогод.

Замечательно, что в Америке уже давно ввели правило - не бить крючья в скалы. Нельзя закручивать шлямбуры. Ходят только на закладках. Таким образом, скалы не подвергаются разрушению. Но немаловажен и спортивный интерес. Ведь набить шлямбуров и пройти по лесенкам всю стену каждый дурак сможет, было бы желание. На закладках идти маршрут значительно сложнее, а значит - интереснее.

В Сиэтле можно было и одному ездить по улицам на коляске. Везде были предусмотрены скаты, тротуары допускали плавное движение.

Именно в Сиэтле я впервые увидел автоматическую коляску.

Уже темнело, я неспешно ехал под уклон по улице, ведущей к нашему дому. Навстречу мне, по противоположной стороне, двигалась коляска. Я приглядывался, но издали разобрал лишь, что на коляске навстречу мне ехала уже немолодая женщина. Вот это да, ехать в горку с такой скоростью, да еще не помогая себе корпусом в рычажной работе рук! Но чем ближе мы сходились - тем более мой восторг сменялся удивлением. Казалось, женщина вообще не работала руками! Но каким образом тогда коляска двигалась? Педалями? Но и ноги женщины неподвижно покоились на подножке.

Когда мы поравнялись, она приветливо помахала мне ручкой. А я, как громом пораженный, еще минут пять стоял, смотрел ей вслед. Я, конечно, читал об автоматических колясках, но вот увидеть такую штуку собственными глазами человеку, привыкшему к трехколесному "крокодилу"!

Или такой эпизод. Женщина на автоматической коляске в магазине электроприборов. Берет какой-то миксер, хочет посмотреть - как он работает. Но розетка для демонстрации работы находится слишком высоко, на стойке продавца, который как раз отлучился. Женщина ждать не хочет. Она преспокойно втыкает вилку в подлокотник собственной коляски, где, оказывается, есть специальная розетка с сетевым напряжением.

Конечно, как и все на этом свете, такой подход к проблемам жизнеобеспечения инвалидов на Западе имеет и обратную сторону. На инвалида смотрят - как на совсем нормального человека. И мне, со всеми моими взглядами, - вдруг захотелось закричать на улицах Сиэтла:

- Вы что, не видите, что я спинальник? Вы не замечаете меня? Вы не задаетесь вопросом - что мне труднее жить на свете, гораздо труднее?

Там - очень хотелось воскликнуть что-нибудь подобное.

Возможно - из вредности. Такова природа человека

Содержание Гл 5 ВСЕ ЗАНОВО 01 02 03

	Жизнь после травмы спинного мозга