Травма спинного мозга

Жизнь
после
травмы
спинного
мозга

Наши множественные сущности

Мэтью понял, что дела его плохи, когда четвертая по счету девушка за пять лет ушла без предупреждения, хлопнув дверью. По крайней мере, так он изначально рассказал эту историю. Вскоре выяснилось, что сознание Мэтью фиксировало множество предупреждающих сигналов.

Мэтью было сорок два, он работал инвестиционным банкиром и славился своей обходительностью и проницательными бизнес-решениями, всегда приносящими прибыль. Внешне он производил впечатление уверенного в себе и приятного в общении человека, однако в личной жизни ему не удавалось поддерживать близость, к которой он вроде бы стремился.

На работе он четко мыслил и без колебаний принимал решения относительно крупных сумм. Но когда он пришел ко мне, его финансовый успех оказался лишь тонкой пленкой, покрывающей глубокое озеро боли, о которой никто не подозревал, даже сам Мэтью. Он не имел ни малейшего представления, почему его жизнь четко поделилась на две части: на работе он был крепок, как скала, а дома напоминал сломанную ветку.

Мэтью сделал многих людей состоятельными, его репутация базировалась на результатах, приносящих новые инвестиционные возможности. Благодаря данным преимуществам Мэтью пользовался спросом среди одиноких женщин, напоминавших дорогие объекты недвижимости, которыми он занимался на работе: обаятельные, желанные и доступные только узкому кругу. Однако за пределами офиса стратегия Мэтью отличалась удивительной непродуктивностью.

Восстановление связи с глубинной сущностью

После месяца терапии Мэтью признался, что, несмотря на успех у девушек, он «чувствует себя как самозванец, ожидающий, пока его раскусят».

В молодости ему нравилась подобная охота. Он находил женщин и, переспав с ними, больше никогда их не видел. По его собственным словам,

он был мужчиной, нуждающимся в отношениях на одну ночь. Но ближе к тридцати эта рутина ему надоела, и он осознал пустоту сексуальных подвигов.

«Я побеждал, но ничего не получал — ужасно больно», — вспоминал он. А поменять что-то ему не удавалось.

«Текучка» девушек продолжалась еще несколько лет, а Мэтью даже не мог сформулировать собственные желания. Он радовался хотя бы тому, что преодолел фазу любовниц на одну ночь.

Но вместо того чтобы испытывать более глубокие чувства к женщине после первых месяцев свиданий, его всё больше отталкивали проявления заботы с их стороны.

В начале общения с новой женщиной влюбленность Мэтью сопровождалась сильнейшим влечением, полностью захватывавшим его. Он посылал цветы и записки, неожиданно являлся к ней на работу или домой. Ему нравились непростые ситуации, и он выбирал женщин, социальный статус и привлекательная внешность которых даже с учетом его собственного положения делали их недоступными.

Периодически он чувствовал, что объект охоты интересует его меньше, чем процесс. Тем не менее Мэтью управлял мощнейший «эликсир», имеющий мало общего с близостью, но основывающийся на желании доказать себе, на что он способен.

Чувство неадекватности

Моя первая теория состояла в том, что Мэтью пристрастился к остроте чувств и возбуждению от погони, и он соглашался со мной. Если оперировать терминами нейробиологии, в подобных ситуациях в мозге происходит мощный выброс нейромедиатора дофамина, играющего основную роль в мотивации и системе вознаграждения.

Любое зависимое поведение — от азартных игр, наркотиков, алкоголя — сопровождается активацией дофаминовой системы.

Если лабораторным крысам дать кокаин, они начнут употреблять его вместо еды и воды. В случае кокаина активация дофаминовой системы происходит так интенсивно и стремительно, что никакие другие вещества не способны с ним соперничать. Участки мозга, включающие систему вознаграждения, по всей видимости, перегружают префронтальную кору, регулирующую сложные действия, и в результате мы утрачиваем контроль — за нас решает наркотик.

Нейронные пути вознаграждения захватывают власть, и наше корковое сознание становится рабом зависимости.

Тем не менее вскоре я осознал, что пристрастие Мэтью к возбуждению являлось только одной частью истории его отношений с женщинами. Хотя простая потребность в дофамине могла привести к импульсивным и беспорядочным связям, типичным для двадцатилетнего Мэтью, модель его поведения с тех пор изменилась. Он разрабатывал стратегии и реализовывал долгосрочные планы по покорению женщин. Он выжидал, планировал и преследовал заинтересовавших его женщин очень терпеливо, и такое поведение сильно отличалось от дофаминовой охоты.

Когда мы подробнее рассмотрели его последние отношения, Мэтью сам признался, что, добиваясь высоко котирующихся женщин, он хотел укрепить свой статус. Вероятно, данная цель — использование людей для убеждения себя и других в собственной ценности — встречается не так уж и редко. Однако Мэтью причиняло боль то, что ни одни из отношений не были длительными. Он никак не мог получить то, чего хотел. По опыту Мэтью выходило, что Rolling Stones ошибались*.

Зачастую женщины, выбранные Мэтью, поначалу вели себя равнодушно, но через какое-то время некоторые действительно начинали проявлять к нему интерес. Но вместо того чтобы увидеть в этом признак успешных отношений или хотя бы доказательство того, что Мэтью чего-то стоит, он стремительно охладевал и своим поведением вынуждал их уйти.

Как только новая девушка показывала, что он ей нравится, ее сексуальная привлекательность в глазах Мэтью резко падала. Более того, если она проявляла чувства где-то за пределами спальни, он испытывал отвращение, вплоть до тошноты, от ее заботы.

Если он пытался продолжать дежурный секс, оказывалось, что он не испытывает никакого возбуждения. Позже Мэтью вдруг понял, что специально поступал так, задевая девушку и раздражаясь от ее обиды еще больше.

В поведении Мэтью обозначилась закономерность: он застрял в порочном круге противоречий, постоянно саботируя то, чего, как ему казалось, он пытался добиться. Мои клинические наблюдения наконец сложились в целостную картину.

Мне показалось, что Мэтью стремился избавиться от чувства неадекватности. Когда человек не ценит себя, то положительные оценки других, как это ни странно, только усиливают дискомфорт.

Как сказал американский комик Граучо Маркс: «Я не хотел бы быть членом клуба, в который принимают мне подобных»**. Вуди Аллен, цитирующий данную фразу в своем знаменитом фильме «Энни Холл», мог бы положить Мэтью руку на плечо и посоветовать не принимать события близко к сердцу. Но боль Мэтью была слишком сильной. Он все чаще оказывался один, отвергнутый теми самыми людьми, на завоевание которых потратил огромное количество сил, времени и денег. Как только они приглашали его в свой мир, он тут же сбегал.

* Автор ссылается на песню американской рок-группы Rolling Stones, в которой поется: You can't always get what you want, but if you try sometimes, well you might find. You get what you need («Не всегда удается получить то, что хочется, но, если попытаться, иногда вдруг удается получить то, что нужно»). Прим. перев.

** Фразу также приписывают Зигмунду Фрейду. Прим. ред.

Дезорганизованное сознание

Интервью для определения типа привязанности позволило мне заглянуть во внутренний мир Мэтью. У его отца были хронические проблемы с легкими, эмфизема* и астма, и почти все детство Мэтью отец провел прикованным к постели.

Мэтью помнил, что мама часто отгоняла его от отца, не велела беспокоить и говорила, что, если Мэтью расстроит папу, это может его убить. Две старшие сестры подрабатывали приходящими нянями. Его маме, талантливой пианистке, пришлось устроиться учительницей музыки в среднюю школу, когда отец уже не был способен работать. Она не скрывала раздражения и злости по этому поводу и, как Мэтью понял уже потом, вдобавок ко всему чувствовала себя очень напуганной и одинокой.

В начале наших сессий Мэтью в основном отмечал отдаленность матери, но однажды мы копнули чуть глубже. Мы пытались понять, почему он так часто чувствовал тревогу и раздражение во время ужинов с девушкой. И вдруг он расплакался.

Он вспомнил, что в какой-то момент его мама пришла к убеждению, что причиной болезни отца являлось плохое питание. Для всеобщего здоровья она готовила целые горы еды, на поедание которой у отца не хватало сил. И когда Мэтью не мог доесть, его в наказание отправляли в свою комнату. Потом, когда сестры уходили работать, а отец засыпал, мать приходила и ругала Мэтью за плохое поведение. Иногда она порола его ремнем, чтобы дать понять, как о нем заботится.

Сначала, когда мы исследовали прошлое Мэтью, он иногда замыкался в себе, у него (как он назвал это позже) наступал упадок, и он чувствовал себя «застрявшим и обездвиженным». Он замолкал и просто смотрел перед собой, как будто потерявшись в собственных мыслях. Его состояние очень напоминало реакцию «замри», как будто его мозг почувствовал угрозу жизни и счел полное бессилие и беспомощность единственно возможным ответом.

Однако Мэтью, с которым, по мнению других, было так легко общаться, порой вел себя совершенно иначе — по типу «бей». В ответ на незначительные раздражители он переставал себя контролировать. Однажды я забыл отключить телефон, и внезапно раздавшийся звонок разозлил его. «Я плачу за время и хочу знать, что вы это уважаете», — гневно воскликнул он. Реакция на то, что его прервали, была понятна, но позже он признался, что враждебность являлась неоправданной.

Мать Мэтью спровоцировала у сына биологический парадокс дезорганизованной привязанности: он боялся ее и пытался уберечься от источника страха, но в то же время каналы привязанности подталкивали его к ней в поисках успокоения.

Напомню, что проблема в двух противоположных желаниях, направленных на одного и того же человека в один и тот же момент. Такой конфликт — страх, не имеющий решения, — и провоцирует дезорганизованное сознание.

Такие периодически повторявшиеся эпизоды в предподростковом возрасте не только вызывали у Мэтью сильнейший ужас тогда, но и навсегда выжгли в его сознании чувство стыда.

* Эмфизема легких — заболевание, при котором альвеолы, составляющие легочную ткань, растягиваются и теряют способность к достаточному сокращению, вследствие чего нарушается поступление кислорода в кровь и выведение из нее углекислого газа. Прим. перев.

Чувство стыда убежденность в своей неполноценности

Представьте себе автомобиль с исправно работающей педалью газа. Когда у нас возникает потребность быть понятыми другими, наши каналы привязанности работают на полную мощность, и мы ищем связи с людьми. Если наши потребности удовлетворяются, мы с удовольствием идем по жизни дальше.

Но если нас не замечают, если родители не могут настроиться на нашу волну и мы чувствуем, что нас игнорируют или неправильно понимают, в нашей нервной системе внезапно активируется «тормоз» регуляторных цепей. Он провоцирует четкую физиологическую реакцию: тяжесть в груди, тошноту и опущенные или отведенные глаза. Мы в прямом смысле сжимаемся от боли, хотя часто даже не ощущаем ее. Всё вместе это ощущается как стыд.

Чувство стыда часто возникает у детей, чьи родители постоянно недоступны или не способны настроиться на их волну. Когда стыд из-за отсутствия гармоничной коммуникации сочетается с враждебностью со стороны родителей, возникает токсичное ощущение униженности.

Данное изолированное состояние — стыд, усиленный унижением, — встраивается в наши синаптические связи. В результате «тормоз» и реакция «замри» болезненным образом сочетаются с вжатой в пол педалью газа и сопутствующей яростью.

Мы становимся уязвимы к повторной активации состояния стыда или унижения в будущих контекстах, напоминающих первоначальный опыт.

Именно так происходило, когда Мэтью хотелось женской заботы, только в детстве это касалось его мамы, а во взрослой жизни — подруги.

Ребенок растет, его кора включается в полноценную работу, и состояние стыда начинает ассоциироваться у человека с убеждением, что в нем есть какой-то изъян. С точки зрения выживания позиция «я плохой» безопаснее, чем «мои родители ненадежны и в любой момент оставят меня».

Ребенку лучше чувствовать свою неполноценность, чем осознать, что те, к кому он привязан, опасны или не заслуживают доверия. Внутренний механизм стыда обеспечивает иллюзию безопасности, необходимую для сохранения здравого ума.

На данном этапе мы уже замечаем причины многих скрытых чувств унижения и ярости, страха и тревожности, стыда и ужаса, связанных с возрастной психологией, нейронными структурами мозга и типичной реакцией «бей-беги-замри». Поскольку Мэтью не смог интегрировать реактивные состояния в собственный нарратив, ему так же сложно было справляться с ними, будучи маленьким мальчиком.

Основанная на чувстве стыда убежденность в собственной неполноценности, часто уходящая глубоко внутрь под нашу корковую осознанность и остающаяся в подсознании, способна саботировать любые наши усилия в стремлении к благополучию.

Подсознательный стыд в некоторых случаях подталкивает нас к достижению успеха: мы пытаемся доказать, что мы хорошие и достойные уважения и обожания других. Однако заложенное в далеком детстве ощущение ущербности обычно всплывает на поверхность при любом намеке на стресс или неудачу, и мы реагируем слишком болезненно, пытаясь тем самым держать окружающих на расстоянии.

Мы стараемся сделать все, чтобы ни другие, ни мы сами не догадались о темном прошлом и о скрытой правде нашего гнилого характера.

Из-за этого мы избегаем близости в личной жизни: чем ближе другой человек подберется к нашему настоящему «я», прикрывающемуся маской публичного образа, тем сильнее окажутся наши переживания, что наша ущербность выйдет на поверхность.

Данный механизм помогает объяснить, почему Мэтью так много усилий вкладывал в завоевание недостижимых женщин, в которых он подсознательно видел свою мать. Он снова и снова повторял цикл завоевания - принятия - отторжения так, будто от него зависела жизнь.

В некотором роде, когда Мэтью был ребенком, качество его жизни действительно основывалось на убеждении родителей в том, что он достоин их любви и внимания. Он пытался внушить такую мысль невнушаемым людям, и потому во взрослом возрасте находил самых неприступных девушек. Это стремление оставалось его основным занятием.

Но как только избранница начинала проявлять к Мэтью чувства, процесс завоевания заканчивался, детская изолированность болезненно воссоздавалась и приводила к разрыву. Сменяющие друг друга состояния влечения и отторжения завели Мэтью в тупик.

Наши многочисленные «я»

В предыдущих главах мы убедились в ширине спектра диссоциации: от постоянной погруженности в мечты до психической нестабильности. При диссоциативных расстройствах у человека нарушена нормальная непрерывность событий в сознании. Если память фрагментирована, пациент теряет ощущение связности своего «я» с телом и чувствует себя «ненастоящим». На самом крайнем конце спектра диссоциации находится диссоциативное расстройство личности, ранее известное как раздвоение личности.

Несмотря на чувство присутствия некой неподвластной силы, Мэтью не ощущал, что исчезает, теряет память или утрачивает связь с реальностью, как это случается при диссоциативных расстройствах личности. Эти состояния не казались отдельными от его личности. Более того, долгое время он считал их частью себя и естественной реакцией на происходящее.

По мере продвижения работы с Мэтью я узнавал все больше подробностей о его отношениях с женщинами. В нем открылись довольно сильные состояния: ярости, стыда и страха, которые, с одной стороны, укрепились и регулярно повторялись, а с другой, оставались неинтегрированными. Я имею в виду, что они провоцировали автоматические нежелательные поступки, никак не поддававшиеся осознанным усилиям изменить их.

Вкратце, когда в жизни человека присутствуют неинтегрированные состояния, у него наблюдается внутренний дистресс и склонность к хаосу, скованности или и к тому, и к другому; его поведение становится неуправляемым, и он не проявляет гибкость и адаптивность во взаимодействии с другими.

Резкие переходы от одного сильного эмоционального состояния к другому, которые испытывал Мэтью, характерны для непроработанной посттравматической адаптации.

Еще один способ понять ситуацию Мэтью — посмотреть на нее с точки зрения нормального развития. Начало подросткового возраста характеризуется напряженностью между различными эмоциональными состояниями, и поначалу мы не чувствуем этот конфликт.

К середине пубертата противоречия становятся более осознанными, но у подростка все еще не хватает стратегий для их разрешения. Он совершенно по-разному ведет себя с друзьями, с братьями и сестрами, с учителями, с родителями и со сверстниками из хоккейной команды.

Одежда, прическа и манеры начинают символизировать различные роли и обостренные конфликты между ними. К концу подросткового возраста большинство молодых людей учатся эффективнее справляться с такими состояниями. Однако нормальное развитие не подразумевает создание единообразного «я», а, скорее, требует принятия и дальнейшей интеграции различных психологических статусов, чтобы понять, как их связать между собой в единое целое.

Мэтью не удалось отработать этот важнейший навык в процессе взросления. Многие исследования демонстрируют, что, когда взаимодействия нескольких состояний не происходит, у подростков развиваются психологические дисфункции: тревожность, депрессия или проблемы с самоидентификацией.

Подростки, научившиеся справляться со своими статусами и обнаружившие те условия, включая друзей и занятия, благодаря которым их множественные личности чувствуют себя «как дома», продолжают развиваться и процветать. Интеграция снова идет рука об руку с эмоциональным благополучием.

Психическое состояние

Вероятно, вы уже задаетесь вопросом, что это за многочисленные сущности, имеющиеся у каждого из нас? С точки зрения строения мозга состояние представляет собой кластер паттернов нейронных импульсов, заключающих в себе определенные типы поведения, нюансы чувств и доступ к ряду воспоминаний.

Состояние сознания заставляет мозг работать эффективнее, связывая воедино релевантные (и иногда удаленные друг от друга) функции, «склеивая» их при помощи нейронов в конкретный момент. Например, если вы играете в теннис, то каждый раз, когда вы надеваете шорты, кроссовки, берете в руки ракетку и выходите на корт, ваш мозг активно создает «теннисное состояние сознания». В нем вы уже подготовлены к использованию двигательных навыков, соревновательных стратегий и даже воспоминаний о прошлых играх. Если вы играете со знакомым соперником, вы вспомните его движения, сильные удары и слабые стороны. Все эти воспоминания, навыки и даже чувства — соревновательный дух и некоторая агрессия — активируются вместе.

Иногда «вещество», соединяющее перечисленные аспекты, довольно пластично, поэтому мы становимся восприимчивы для новой сенсорной информации и новых моделей поведения. Если возвратиться к примеру с теннисом, в таком состоянии вы сможете учиться у оппонента и реагировать на его приемы во время игры. Ваше психическое состояние уникально для данного времени, оно характеризуется неповторимой комбинацией нейронных импульсов, притом подверженной влиянию прошлого.

Однако некоторые укоренившиеся состояния «прилипчивы», и они накладывают больше ограничений, вызывая старые паттерны нейронной активности, привязывая нас к ранее изученной информации и готовя к лимитированным ответам. Такой «закрытый» статус является реактивным: наше поведение во многом определяется предыдущим опытом и часто основывается на реакции выживания и автопилоте. Мы руководствуемся рефлексами, вместо того чтобы сохранять открытость. Опытный теннисист, почувствовав угрозу от молодого соперника, может потерять концентрацию, решив перехватить инициативу, и если он не скорректирует свою игру, то проиграет партию, даже если сначала был совершенно уверен в победе.

В любом виде деятельности мы бываем восприимчивы или реактивны: когда мы помогаем ребенку с домашним заданием, выступаем с речью, покупаем одежду. Всякое из таких действий в процессе повторения притягивает определенные чувства, навыки, воспоминания, поступки и убеждения и связывает их в единое целое.

Некоторые состояния активируются настолько часто, что участвуют в формировании личности человека, — я называю их состояниями личности. Это те самые многочисленные сущности, рецептивные (восприимчивые) или реактивные, из которых состоит каждый из нас.

У Мэтью в обществе женщин включались состояния, сосредоточенные на стыде и его травматичных реакциях «бей-беги-замри», нацеленных на выживание. Они заставляли его отвечать определенным образом, но он, управляемый укрепившимися имплицитными навыками, действовал на автопилоте. Когда женщина начинала проявлять заботу и Мэтью понимал, что отстраняется от нее, он совершенно не осознавал состояния своего сознания.

Я подчеркиваю: состояния личности — часть жизни любого человека даже при отсутствии каких-либо психологических травм. Мэтью часто приходил на терапию в своем деловом состоянии. Он испытывал подъем сил и радостное возбуждение от успешной сделки, излучал уверенность в себе и мечтал поделиться своим успехом со мной. Но как только мы переходили к обсуждению его отношений с последней девушкой, энтузиазм и уверенность Мэтью резко пропадали, и он погружался в тревогу и неопределенность. Это было болезненно, но вполне нормально, — то же самое вам скажет любой человек, посещавший психолога.

Многие состояния строятся вокруг наших базовых биологических потребностей, иногда называющихся мотивационными импульсами.* Последние рождаются в подкорковых каналах и формируются регуляторной префронтальной корой. К ним относятся тяга к исследованиям, власть, игра, продолжение рода, распределение ресурсов, контроль над выполнением какой-либо задачи, сексуальность и потребность в причастности к жизни других.

Если мне, например, нравится софтбол, то моя мотивация вступления в факультетскую команду, чтобы играть после работы, окажется многослойной: сначала удовлетворятся базовые потребности в игре и в причастности к другим. Каждый раз, когда я подаю и когда на поле происходит корректировка, задействуются потребности в контроле и власти. Неопределенность и открытость игры утолят потребность в исследовании нового. Потом, по окончании матча, когда я буду кидать мячик просто так, для удовольствия, каналы мозга, отвечающие за распределение ресурсов, напомнят мне, что неплохо бы поесть и отдохнуть перед завтрашним рабочим днем. И после насыщенного вечера я отправлюсь домой ужинать и спать.

Эти мотивационные импульсы объединяют сигналы от тела, ствола головного мозга и лимбических структур. Однако кора тоже имеет важное значение в перечисленных состояниях. Чтобы понять, что именно она делает, давайте еще раз вспомним ее устройство.

* Американский психолог и нейробиолог Яак Панксапп предположил, что у нас имеется множество мотиваций (например, для игры, власти, распределения ресурсов, продолжения рода или заботы) с подкорковой организацией, функционирующих практически независимо друг от друга. Противоположной точки зрения, подчеркивающей значение коры в ощущении эмоций, придерживается Ричард Дэвидсон.

Сверху вниз и снизу вверх

Кора головного мозга и поток сенсорной информации через кортикальную колонку

Шесть ячеек, только и всего: мощная кора головного мозга, отвечающая за восприятие и планирование, по сути, состоит из наложенных друг на друга шести нейронов, или кортикальных колонок, выстроенных в виде взаимосвязанной ячеистой структуры.

Кортикальные колонки, находящиеся недалеко друг от друга, координируют информационный поток одного вида ощущений: зрение, например, формируется колонками, находящимися в задней части коры, в затылочной доле; за слух отвечают колонки височных долей, расположенные слева и справа; осязание возможно благодаря колонкам из теменной доли.

кора головного мозга

Кора головного мозга

Когда мы планируем какое-то движение, у нас активируются колонки лобной доли, а когда представляем свое сознание или сознание других, включаются колонки в медиальной префронтальной коре.

Чтобы разобраться во влиянии опыта на перечисленную мозговую деятельность, нужно понять еще один удивительный факт: поток информации через кортикальную колонку является не просто движением от входа к выходу в одном направлении. Он характеризуется двунаправленностью — и это важный ключ к состоянию сознания в целом и к сущностям Мэтью в частности.

Поступающая сенсорная информация поднимается через ствол, входит в кору на нижнем слое нейронов и затем движется вверх. Так выглядит информационный поток «снизу вверх». Когда ребенок впервые видит розу, сначала его может привлечь ярко-красный цвет, потом — запах (он направляется напрямую из носа в кору), далее он потрогает ее лепестки и даже попытается ее съесть (пока не заметит мама). Этот пример максимально приближен к прямому восприятию «снизу вверх».

головной мозг

Схема головного мозга в боковой плоскости

Но если мы уже видели розу (а для взрослых — если мы видели хоть какой-то цветок), она активирует большое количество воспоминаний о похожих ситуациях. Наш опыт отправляет связанную с объектом информацию от верхних слоев шестинейронной колонки вниз, чтобы сформировать восприятие того, что мы видим, слышим, трогаем, пробуем на вкус или чей запах вдыхаем. Не существует, если можно так выразиться, «непорочного восприятия»*. Восприятие практически всегда представляет собой смесь того, что мы ощущаем сейчас, и того, что узнали раньше.

Попробуйте представить себе следующее: ощущения поднимаются вверх от нейронных слоев 6, 5 и 4. Этот поток, идущий снизу вверх, встречается с потоком, движущимся сверху вниз от слоев 1, 2 и 3. К потоку, идущему сверху вниз, относятся наше состояние на текущий момент, воспоминания, эмоции и внешняя среда. В середине, на уровне нейронов 3 и 4, два потока информации сливаются или сталкиваются. Поэтому то, что мы вдруг осознаём, — вовсе не то, что мы чувствуем в конкретный момент, а то, что появляется в результате слияния.

Представьте, например, что вы наблюдаете, как я поднимаю руку над головой. Если мы с вами находимся на улице в Нью-Йорке, вы, скорее всего, подумаете, что я ловлю такси. Но если мы с вами в аудитории, вы решите, что я хочу задать вопрос или высказать мнение. Итак, жест один, но контекстуальные обстоятельства и опыт разные. В обоих случаях вам не придется даже задумываться о значении — вы автоматически понимаете, какой смысл выражает моя движущаяся рука. Вот преимущество появления определенного психического состояния, поскольку оно создает эффективный фильтр, направленный сверху вниз, через который мы постигаем окружающий мир. (Кроме того, это еще один пример работы зеркальных нейронов: мы используем полученный ранее опыт, чтобы определить цель того или иного действия.)

Однако текущее психическое состояние также искажает наше восприятие. Например, если бы в детстве вы подвергались какому-либо виду насилия, а сейчас мы бы с вами находились в неоднозначной обстановке — предположим, на вечеринке — и вели оживленную дискуссию, вам было бы сложнее интерпретировать происходящее.

В данном контексте, если я быстро подниму руку, чтобы акцентировать свою точку зрения, вы можете испугаться, что я вас ударю. Ваш кортикальный поток, идущий сверху вниз, будет доминировать над визуальной информацией, поступающей снизу вверх, и вы неправильно истолкуете мое намерение.

Зеркальные нейроны исказят способность четко меня видеть.

Именно так остаточные проблемы и незалеченные психологические травмы создают реактивный фильтр, работающий сверху вниз. В его отсутствие вы бы или получили удовольствие от горячих дебатов и восприняли мои идеи, или ушли бы прочь.

Понимание того, как архитектура кортикальных колонок влияет на восприятие, помогло Мэтью осмыслить его неинтегрированные психические состояния. Он внимательно слушал мои объяснения, как взаимодействие с родителями формирует развитие мозга и создает фильтры, работающие сверху вниз. Его заинтриговала мысль о том, что можно иметь различные — и даже противоположные — состояния. Он постепенно уловил, что суть не в том, чтобы отделаться от воздействий, движущихся сверху вниз (это просто невозможно), а в том, чтобы постичь, когда определенное состояние становится реакцией на прошлое и не принимает в расчет настоящее.

Мне также хотелось убедиться, что Мэтью понимает, насколько сильно поток, идущий сверху вниз, способен доминировать над информацией, поступающей снизу вверх.

Когда мы действуем на автопилоте, наше осознанное внимание верит в то, что чувствует. В такой ситуации говорить о майндсайте не приходится, и наши впечатления, убеждения, эмоциональные и поведенческие реакции, зависящие от нынешнего состояния, кажутся оправданными. Мы видим в них абсолютную реальность, а не продукт деятельности сознания.

До терапии интуиция подсказывала Мэтью, что его девушки были какими-то отталкивающими, и он полностью уверовал в данную искаженную информацию, поступающую сверху вниз. Эти силы могут мгновенно повлиять на наши мысли, исказить надежность инстинктивных реакций и поставить под сомнение способность к свободному волеизъявлению.

И на что же нам в таком случае полагаться? Как понять, кто мы такие на самом деле, что для нас благо и где правда? Если у нас так много состояний, какое из них определяет нас и какое нам выбрать для себя? Ответы на данные фундаментальные вопросы дает интеграция состояний.

* Автор ссылается на религиозную концепцию непорочного зачатия. Прим. перев.

Интеграция состояний: мы между ними и внутри них

Интеграция подразумевает связь по крайней мере трех измерений нашей жизни. Первый уровень — взаимодействие различных состояний. Мы должны принять свою сложность, тот факт, что мы по-разному проявляем себя в спортивном, интеллектуальном, сексуальном, духовном и многих других статусах.

Наличие неоднородной коллекции состояний у одного человека абсолютно нормально. Ключ к благополучной жизни лежит в их взаимодействии, а вовсе не в строгом и гомогенном единстве.

Представление о том, что у нас может быть единое и упорядоченное состояние, одновременно идеализированно и пагубно.

Второй уровень интеграции происходит внутри определенного состояния.

Каждому состоянию нужна внутренняя связность, чтобы нормально функционировать и эффективно добиваться своих целей, не скатываясь во внутреннюю дезинтеграцию.

Представим, например, что я решил записаться в спортзал, чтобы улучшить физическую форму. Если в детстве надо мной смеялись из-за моей неуклюжести и я все еще чувствую тот старый страх и смущение, мне понадобится провести некоторую внутреннюю работу. В противном случае мой остаточный эмоциональный «багаж», скорее всего, саботирует цель. Мне, скорее всего, не понравится в спортзале и я стану ходить туда реже и реже.

Третье измерение интеграции включает в себя нашу личность в контексте отношений.

Прошлое влияет на то, как ощущение собственного «я» становится частью «мы»-состояния и при этом не разрушается. Открытость к «мы»-состоянию требует некоторой уязвимости и восприимчивости, а такие качества многим даются с трудом.

В детстве у Мэтью отсутствовало безопасное «мы»-состояние, и оно не давалось ему во взрослой жизни. Нам с Мэтью предстояло немало работы по всем трем направлениям.

Распутывание узла стыда

Вы, вероятно, спросите: «Так почему же Мэтью просто не избавился от состояния стыда?» У ориентированного на результат Мэтью-бизнесмена имелся подобный порыв; он хотел «стереть» невыносимые аспекты своей личности. К сожалению, подходы из серии «разделяй и уничтожай» просто не работают. Каждое из наших состояний удовлетворяет какую-то существующую потребность. Для начала интеграции состояний важно подойти поближе к глубинным нуждам, рассмотреть их как следует и найти более адаптивные и здоровые способы их удовлетворения.

Что если наши базовые мотивационные состояния противоречат друг другу? Некоторые состояния сочетаются неплохо (например, сексуальность и игра), другие — заметно хуже.

Итак, нам необходимо принять сильные мотивационные потребности, существующие одновременно. К ним относятся:

  • потребность в концентрированной власти и в свободной игре;
  • потребность отслеживать свои ресурсы (время, энергию, деньги, еду) и продолжать род (дети требуют больших затрат энергии, денег и еды, и это так же справедливо для современных городских жителей, как и для наших дальних предков);
  • потребность в исследовании (чтобы удовлетворять индивидуальные творческие интересы) и желание быть частью группы (чтобы оставаться на хорошем счету в семье и социальном окружении, нужно ладить с другими).

В перечисленных неискоренимых противоречиях заключена одна из причин, по которой равновесие и многообразие так важны для психического здоровья.

Вот как мы с Мэтью подошли к идущим вразрез друг с другом состояниям, разрывавшим его на части. Мы легко установили, какая часть личности Мэтью отчаянно желала иметь партнершу. «Мне уже не двадцать лет, — сказал как-то он, размышляя о любовных похождениях после окончания школы. — Теперь я хочу стабильности, но просто не нахожу подходящую девушку».

На самом деле на этом этапе подходящим человеком для Мэтью являлся он сам — его-то и нужно было найти в первую очередь. Если одно состояние личности Мэтью хотело близости и общения, другое пыталось защитить его уязвимость, а третье пыталось доказать, что он чего-то стоит. Эти состояния активировались различными паттернами мозга и отфильтровывали его впечатления совсем не так, как делало состояние, ищущее близости.

Давайте попробуем представить, что происходит у Мэтью в кортикальных колонках: в состоянии, требующем близости, он видит привлекательную женщину, его партнершу. Он считает ее подходящей по многим параметрам: она умна, сексуальна, обладает чувством юмора и нравится ему как человек — и она привлекает его. Но по мере того как он также начинает ей нравиться и она начинает ценить его прекрасную личность (а он действительно может быть замечательным и добрым), у него внутри происходит сдвиг. Как мы поняли с Мэтью, он означает активацию другого набора состояний.

Стыд объединял состояния Мэтью в несколько связанных, но разных кластеров. Одно состояние просто выполняло защитную функцию: если девушка заинтересована им, она способна узнать его ближе и выяснить, что глубоко внутри он полное ничтожество. Поэтому лучше бросить ее до того, как она все узнает.

Данное состояние защищало Мэтью и от угрозы неудачи на сексуальном фронте: если ему действительно хотелось близости с женщиной и отношения с ней казались по-настоящему важными, то лишь только мысль о том, что он может «все испортить», являлась настолько болезненной, что лучше было закончить отношения заранее.

Точно так же в двадцать лет Мэтью предпочитал спать с безразличными ему девушками, чтобы не переживать о том, насколько хорошо он себя показал. Это одна из многоуровневых причин, по которым Мэтью стал испытывать напряжение и утрачивал интерес к сексу, как только его девушка «слишком сильно» заинтересовывалась им.

Следующее основанное на стыде состояние характеризовалось еще большей болезненностью. Если Мэтью действительно нравился девушке, как он мог простить ее? Такой ход мысли кажется вам иррациональным? А логика здесь вот какая: если я нравлюсь женщине, с ней должно быть что-то не так. Так зачем мне оставаться с ней? Стыд объясняет данное уравнение. Когда мы глубоко убеждены, что в нас имеется какой-то изъян, иррациональные реакции становятся логичными.

Стремление побеждать — еще одно состояние у Мэтью, в основе которого лежал стыд. Когда он выбирал труднодоступных женщин, часть его личности чувствовала острую необходимость заполучить их. Он никогда не интересовался девушками, которым сразу нравился, никогда. И даже женщинами, реагирующими на него нейтрально. Для состояния, все еще пытавшегося справиться со старой травмой, лучшим подходом было воссоздание наиболее приближенного к исходному паттерна импульсов.

В клинической психологии данное явление называют повторным проигрыванием травмы.

Мэтью искал триггеры воспоминаний для активации состояний, которые побуждают его всегда вступать в отношения с отстраненными и потенциально жестокими женщинами, напоминающими мать. У Мэтью открылся особый нюх на них — по крайней мере так казалось.

Однако у него сохранилось и другое состояние из детства: потребность в любви и единении, характерная для детей. Некоторое количество его подруг увидело проблески этого состояния, и оно отворило их сердца. Я с радостью слушал о тех ценных моментах, когда Мэтью принимал симпатию женщины, даже если желание саботировать ее заботу, базировавшееся на стыде, вскоре возвращалось.

Итак, что же мы могли сделать?

Для интеграции всех состояний Мэтью нужно было стабилизировать объектив, обращенный в его сознание, точно так же, как это сделал Джонатан. Мы прервали разбор его любовных неудач и в течение нескольких недель сосредоточились на разучивании различных техник рефлексии.

Мэтью понравилась метафора колеса осознанности и идея того, что умственные упражнения укрепляют его ось, прибавляя стабильности его сознанию. К «сканированию» тела он поначалу отнесся скептически, но вскоре ощутил его пользу. Та энергия, с которой он выполнял все практики, напоминала его состояние на работе: мы обозначали цель, и он шел к ней, бросив на это все силы.

Однако вскоре Мэтью обнаружил: принятие того, что возникает в процессе упражнений, требовало нового типа осознанности. Ему было сложно открыться своему внутреннему миру, не пытаясь контролировать его. Взять, например, сильное отвращение, появлявшееся у него, когда он был с женщиной. Мэтью нужно было следить за его зарождением; он должен был сохранять объективность и помнить, что это просто его часть; и Мэтью следовало оставаться открытым к более глубокой боли, управлявшей данным чувством.

Когда я познакомил Мэтью с практикой, цель которой — «оставаться рядом» с определенным ощущением, не прогоняя его (я обучал этому и Энн из седьмой главы), его заинтриговало парадоксальное на первый взгляд использование силы сознания, просто чтобы проявлять любознательность и принимать свой внутренний мир. Я сказал Мэтью, что как раз такие качества во многом и являются основными ингредиентами любви. Мэтью ответил, что именно их ему не хватало в детстве.

Как и в случае работы с Энн, в терапии Мэтью я использовал два канала внимания: один был направлен на определенное событие в прошлом или на женщин, состоявших с ним в отношениях, а другой прочно закреплен здесь и сейчас, в моем кабинете. Во время непростых сессий мы поняли, насколько живы детские воспоминания Мэтью об отторжении и страхе. Он нуждался в большом количестве поддержки, чтобы «оставаться с ними». Мэтью также требовались многие навыки интеграции: двусторонняя и вертикальная интеграция, интеграция памяти и нарратива — чтобы перевести живые имплицитные воспоминания в гибкую эксплицитную форму.

На одной из встреч Мэтью вспомнил, как однажды вошел в комнату к отцу, чтобы узнать, сможет ли тот с ним поиграть. Ему было около шести. Тут в комнату ворвалась мать, схватила его за руку и вывела вон. «Сколько раз тебе повторять, чтобы ты не беспокоил его своей ерундой», — зашипела она. Сейчас Мэтью сидел в моем офисе, и его руки дрожали; он увидел перед собой лицо матери и вспомнил, как пугался ее гнева. Я попросил его «оставаться с этим страхом», мысленно удерживая его перед собой. Мы вместе ощущали, как страх превращается в грусть. И Мэтью заплакал.

Я показал ему, как успокоить себя: положить одну руку на сердце, а вторую на живот. Многим людям это очень помогает. До этого Мэтью не знал, что делать с болью, причиняемой стыдом, не пытаясь при этом убежать от него. Я надеялся, что данная техника поспособствует расширению его границ терпимости. Через несколько минут Мэтью сказал, что ему полегчало, и мы обнаружили, что его — как и меня — успокаивает левая рука на сердце. (У большинства людей это обычно правая рука.) Обнимая себя, он также «обнимал» имплицитное воспоминание о ребенке, который так хотел, чтобы его любили и принимали таким, какой он есть.

Как только Мэтью немного успокоился, у него возникли новые воспоминания. Он рассказал, что хотел как можно скорее приступить к самостоятельному заработку, и начал разносить газеты — ему было двенадцать. На первые деньги он купил матери блендер, чтобы она делала мужу молочные коктейли. «Я почти не слышал от нее слов благодарности, — рассказал он. — Я хорошо учился в школе, покупал ей цветы и целые выходные мыл машины, чтобы принести ей немного денег, но ее ничего не впечатляло». Потом, выдержав паузу, он добавил, что понял кое-что: независимо от того, что у него происходило с женщинами, он никак не мог доказать, что его мама относилась к нему с добротой и любовью. И независимо от того, сколько женщин у него было, он не способен доказать матери, что его можно было любить. Мэтью начал постепенно развязывать внутренний узел стыда.

С того момента благодаря надежному убежищу в виде рефлексирующих диалогов у него зародилось новое состояние. Однажды Мэтью сообщил: «Мне кажется, что у меня внутри существует безопасное место, откуда я просто наблюдаю за всем этим». Он говорил тихо, и в его голосе слышалось удивление от сделанного им открытия, которое я принял с чувством благодарности.

Поиск внутреннего «я»

Имеется ли некая суть личности, скрытая под всеми слоями адаптации? Я говорил о многочисленных состояниях нашего «я», каждое из которых обладает миссией по выполнению мотивационных потребностей: в единении с другими, творчестве или утешении. Другие состояния концентрируются вокруг конкретных занятий: спортивных познаний, умений играть на музыкальных инструментах или набора навыков, необходимых для учебы и работы. Другая группа состояний участвует в создании социальных ролей: мы можем руководить инициативной группой района, искать партнера, участвовать в семейной жизни, заводить новых друзей или поддерживать связь со старыми.

Однако под всеми состояниями, как мне кажется, есть суть нашего «я», основанная целиком на восприимчивости. Некоторые исследователи называют ее самостью, по-английски ipseity — от латинского слова ipse, означающего «сам». Самость — это наша «таковость»*, или существенное качество, обусловливающее проявление каждого из наших состояний. Многим сложно представить такое восприимчивое внутреннее «я», не говоря уже о том, чтобы его ощутить. Но это самая главная часть личности, скрытая под нарративом и памятью, эмоциональной реактивностью и привычками. Именно благодаря ей мы в силах приостановить внешние воздействия, идущие сверху вниз, и приблизиться к тому, что называют сознанием начинающего. Когда Мэтью сказал, что нашел надежное место внутри себя, он описывал восприимчивое «я», расположенное под многочисленными повседневными состояниями «я». Это «я» может стать внутренним убежищем, открытым происходящему и принимающим все аспекты личности под покровом сознания.

По опыту, моему и многих других, работа над созданием объектива, позволяющего заглядывать в сознание, предоставляет нам доступ к данной восприимчивой части нашей личности, лежащей под уровнями адаптации и над нашим состоянием в конкретный момент. Расширяя сознание, мы начинаем осознавать умственные действия, включая различные состояния, просто как ментальную активность, а не как совокупность личности.

Оставаясь в «центре» сознания, мы добиваемся ощущения открытого «я», повернутого лицом к миру новых возможностей, и создаем необходимые условия для интеграции состояний.

* Таковость — понятие религиозной философии, в основном характерное для буддизма и смежных религий, определяющее истинные свойства или подлинное существо объекта или явления, не замутненное внешними иллюзиями. Прим. перев.

«Мы»-состояния единения

Шло время, и Мэтью стал встречаться с другими женщинами: они казались ему интересными и привлекательными, а не только неприступными. Через много месяцев внутренней работы и терапии его чувства изменились. Теперь в отношениях он делал акцент на единение, а не на стремление соблазнить и завоевать, как раньше.

В конце концов он нашел ту единственную девушку и сейчас учится жить с неопределенностью, которую подразумевает истинная близость. Став частью «мы»-союза, Мэтью вынужден ощущать свою уязвимость и оставаться в настоящем, а не «бить, убегать или замирать».

Его чувство стыда все еще периодически проявляется в различных ситуациях, но теперь Мэтью замечает его до того, как начинает действовать. Мы оба уверены, что сейчас Мэтью способен вступить в счастливый союз с женщиной — и с самим собой, — который он уже давно заслужил.

Майндсайт: новая наука личной трансформации / Дэниел Сигел

Похожие материалы:

Дата публикации: 27 июля 2015 г.

.



Жизнь после травмы
спинного мозга