Глава 2. ВЕРШИНА (2)

Путь к Победе преграждала нам Федерация альпинизма СССР. Долгие годы ее возглавлял Виталий Абалаков, желчный, жесткий человечек, не очень любивший людей вообще и ненавидевший молодежь в частности. Ему казалось (а может - хотелось), что сильнейшей командой является всегда его команда, команда общества "Спартак". Он включил в команду жену, друзей - членов Федерации: Филимонова, Аркина, Боровикова, Кизеля. Они делали достаточно простые восхождения и, будучи сами судьями, присваивали себе медали чемпионов. Абалаков, Филимонов... Эти имена были овеяны легендами, их обладатели заседали в Федерации и считали ерохинскую компанию неопытной молодежью. Неопытной и наглой.

Я всегда был далек от тех, кто хотел бы сделать из альпинизма спорт, кто считает альпинизм видом спорта. Но Ерохин добивался совсем иного. Ерохинский подход превратил альпинизм из прогулки раз в году в дело всей жизни. Благодаря Ерохину многие начали тренироваться со всей серьезностью и тщанием. А не так, как в своих пособиях предлагал Абалаков, считая лучшей тренировкой - зимний подледный лов рыбы. Ведь вот - сидишь, сидишь, один день, другой, а все на льду, холодно, мороз. Так и в горах приходится иногда, если непогода нагрянет, приходится пересиживать в холоде. Или - на стене приходится ждать, пока партнер по связке подойдет. Так тогда многие и готовились.

 Сам-то Виталий Михайлович не только рыбачил. Он бегал, крутился на турнике, тело его и в пятьдесят лет было по-юношески мышечно. На дистанциях в двадцать, в тридцать километров Абалаков обгонял на лыжне многих молодых альпинистов. В тридцать седьмом году, на спуске с Хан-Тенгри, Абалаков сильно поморозил руки и ноги. Так что на лыжах он выигрывал у молодых, не имея ни одного целого пальца на руках и полступни на правой ноге. Железный характер! Но скольким он навредил...

Ерохин почему-то был уверен в своей победе над Абалаковым и его федерацией. Игорь спокойно руководил всей подготовкой экспедиции.

Я не верил в то, что Федерация нам разрешит совершить восхождение. А без ее разрешения - мы не могли поехать. Денег у нас своих не было, деньги нам давало государство. Федерация была частью государства, носителем частички власти. Да и ладно, предположим, нашелся бы добрый волшебник, снабдил бы нас необходимой суммой. Все равно мы бы не поехали, дело было не только в деньгах. Восхождение всей команде в целом и каждому участнику в отдельности - не засчитали бы. "Маршрут не был подписан начальством". А начальством был - Виталий Абалаков. Брат Евгения Абалакова, того самого знаменитейшего альпиниста, который в 1933 году один взошел на вершину пика Сталина. Виталия в той экспедиции и близко не было. Он завидовал брату, по-своему мстил ему. Когда мы начинали скоростные восхождения, Евгения уже не было в живых. Смерть его, - при весьма загадочных обстоятельствах, - породила один невероятно устойчивый слух, который многие считали отнюдь не слухом. Но я могу излагать только факты, то что я знаю, что произошло на моих глазах.

По поводу наших скоростных восхождений начали появляться в газетах разгромные статьи, подготовленные с подачи Федерации. Дескать, быстро ходят, значит - не страхуются, значит - рискуют, значит - нельзя так, пора положить конец. В таких условиях трудно было продолжать ерохинскую тактику. И - очень-очень трудно выцарапать разрешение на поездку в самые высокие районы, на Памир и Тянь-Шань.

Мы задумывали восхождение самое трудное. Поэтому на Победу. В те времена считалось, что Победа уже покорена по Северному ребру. И у нас возникла мысль сделать не просто восхождение, а пройти траверсом - подняться по Восточному ребру, на вершину Восточной Победы, потом - покорить саму Победу и спуститься по Северному ребру. Полным траверсом это на назовешь, полный траверс проходится с Востока на Запад. Но просто траверсом - очень даже.

Почему-то называют эту гору пиком. Странно. Маттерхорн, безусловно, пик. Но ни Победу, ни Эверест пиком не назовешь. Это огромные массивы, подавляющие все пространство вокруг. Они устремлены вверх, в небо, - не острием, а всем своим существом. И закрывают, затмевают - полнеба.

Такова Победа.

Когда начинали, когда только задумали зимой пятьдесят седьмого, я кричал: "Давай! Давай сделаем ее, Игорь, это будет классное восхождение!" Сомнений в том, что взойдем, - не возникало. Сомнения были - пустят ли, разрешат ли. Перед лицом Федерации - я уже и не верил в успех. Но Ерохин учил меня альпинизму - мудрому. Лазать я мог и сам. Я был готов к горам физически, но не умственно. А горы, высокие горы, требуют исключительно гармонического сочетания ума и силы. В совместных наших восхождениях роли всегда так и распределялись, я был силой, а Игорь - умом.

В МВТУ, где я к тому времени заканчивал аспирантуру, образовались как бы две отдельные альпинистские секции. Одну половину возглавлял Ерохин, другая оставалась за "стариками". Ее возглавляли Овчинников, Лубенец. "Старики" - это образное выражение. В этой половине тренировались такие же студенты, а Овчинников всего на два года старше меня. Ерохин - на четыре, он и на войне успел побывать. Две секции разделяли не рубежи возрастов. Овчинниковская секция считалась лучшей в Москве. Но мы с Игорем полагали, что тренируются и готовятся они не лучшим образом. У Овчинникова альпинисты хорошо лазали, но плохо бегали. Скоростной подготовкой вообще не занимались. И не хотели заниматься. Глаза и уши их для всего нового были закрыты. Мы, познавшие тяжесть лыжных тренировок, не могли согласиться с пренебрежением к скорости, бытовавшим среди них. Тем более, что тренировки Овчинников проводил по утрам, с семи до девяти, до работы. И это ставилось им в огромный плюс, - ведь основная работа при этом не страдала, времени такая тренировка занимала немного.

Мы же считали - если уж заниматься чем-то, то заниматься серьезно. Иначе - слишком уж любительский подход получается. Но после всего этого люди приедут в горы, где надо будет работать не два часа в день, а и день, и ночь, и не часами, а днями бороться.

Мы бегали очень много, но лазали - слабее овчинниковцев. Поэтому "старики" первыми в Союзе вышли на стены, стали совершать стенные восхождения, мы же больше тяготели к траверсам, к восхождениям высотным, в которых главную роль играли скорость и выносливость.

Я жил в стороне от политики, от всей тайной кухни спортивной жизни. Меня втянули в дрязги значительно позднее, когда я достиг некоторых успехов в альпинизме. Лишь спустя много лет я начал понимать, что Ерохин и Овчинников враждовали совсем не из-за методики тренировок и тактики восхождений. Все было глубже и проще. Я узнал, например, что был момент, когда Ерохин в искреннем порыве подал заявление о вступлении в партию. И в этом ему было отказано. Команда стариков этим хотела ему сказать: "Ты не нашего круга".

Трудно сказать, в чем его официально обвиняли. В необычности поведения? Вокруг него всегда царило веселье, смех, шутки. К нему тянулась, у него училась молодежь. А мог ли так смеяться коммунист пятидесятых? Наверное, нет. Спортивные начальники боялись его порывистой искренности, честности.

Потом я узнал о том, что Ерохин был когда-то изгнан из альпинистских кругов МВТУ, достигал всего в альпинизме в других секциях и обществах. В чем же обвиняли его тогда?

На заре их альпинистской молодости, когда все они - и Ерохин, и Овчинников, и Лубенец - были еще в одной секции (я намеренно не говорю "вместе", потому как уверен, что вместе они не были никогда), произошла такая история. Во время восхождения на одну из цейских вершин на Караугомском плато застигла их непогода. Непогода страшная. И, как я понял из дошедших до меня рассказов, Ерохин тогда якобы показал себя трусом, уговаривал всех спуститься, говорил, что нельзя сидеть во время непогоды, - она может продолжаться очень долго, а каждый час отсидки отнимает много сил, которые не восстановишь. А растеряв все силы - недолго и погибнуть.

Вот за это он и был изгнан.

Весь мой опыт восхождений, да и опыт многих моих друзей, подсказывает мне, что в той ситуации прав был Ерохин. В непогоду погибали и единицы, и целые команды. Как на той же Победе в пятьдесят пятом году, сразу одиннадцать человек.

О Игоре я должен рассказывать и рассказывать. Ерохин был моим учителем, братом, другом, капитаном. Я преклонялся перед этим человеком во всем, не только в спорте. Он открывал для меня то, что впоследствии становилось частицей меня самого.

 Про нашу команду рассказывали истории:

- Идет Ерохинская команда по стене. Впереди бежит рысью Белопухов. Вот подходят к сложной стеночке. Ерохин посылает вперед Белопухову банку сгущенки. Белопухов перед тяжелой работой слизывает эту банку и быстро взбирается на стеночку. Проходит, крепит веревку. Ерохин посылает вперед Белопухову банку сгущенки. Для восстановления сил после тяжелой работы. Белопухов слизывает и ее и бежит рысью дальше. Восхождение продолжается.

Честно говоря, все так примерно и происходило. Но дело не только в самих восхождениях, дело даже не в стиле этих восхождений.

Ерохин создавал новую школу альпинизма. Для того, чтобы как можно больше успеть сделать за сезон, были придуманы альпиниады. Ведь альпинистские лагеря не безразмерны, путевок вечно не хватает. Две смены за сезон удавалось отходить редким счастливчикам. А хотелось как можно больше ходить. И чтоб контроля, чтоб начальство вмешивалось - как можно меньше.

Для этого всеми правдами и неправдами скапливались какие-то деньги, выбивались в профкоме, вносились самими участниками. И проводились альпиниады. Именно альпиниады стали главной формой организации ерохинскои школы. В основе лежали - повышенная спортивность, обязательность тяжелых нагрузок при подготовке и требования прохождения маршрута в максимально быстром темпе, зато с наименьшим риском. Ибо чем быстрее проходится лавиноопасный сброс - тем меньше вероятность попасть в лавину, чем быстрее проходится стена - тем меньше вероятность быть застигнутым непогодой. Понять этого альпинисты старой закалки никак не могли. Так и не смогли до последних дней своих.

 Стремление проходить маршруты быстро встречало резкое противодействие Федерации. Прошли траверс Шхельды за три дня вместо десяти, пик Щуровского за сутки вместо трех, поднялись на Ушбу по ледовой северной стене, по нехоженому пути, за одни сутки. Да такого не может быть! Ведь все ходят в три раза медленнее. Значит, тут что-то не так. То, что молодежь может быть лучше подготовлена, - членам Федерации и в голову не приходило.

 И все-таки победил Ерохин. Нам было разрешено провести экспедицию на далеком Тянь-Шане. Федерация разрешила нам работать на больших высотах, на склонах семитысячника. Но признать нас достаточно сильными и опытными, чтобы лезть на гору "без присмотра", федерация не могла. Нашу штормовую группу "усилили" тремя сильнейшими альпинистами-высотниками Союза. На Победе ни Иван Богачев, ни Вано Галустов, ни Петя Скоробогатов еще не бывали.

 - Но у них есть опыт покорения пика Ленина, пика Сталина и пика Евгении Корженевской. Всех памирских гигантов, - заявил на заседании Федерации один из ее вождей Михаил Боровиков. "Тянь-Шань - не Памир", - хотел возразить я, но прикусил язык. Буду возражать, подумал, - вообще не пустят.

С чем связана особенная сложность восхождения на Победу? Как я уже многократно повторял, гора эта - самый северный семитысячник. Потому морозы, ветра там страшенные. Хорошей погоды практически не бывает. Погода или плохая, или неустойчивая. Высокий Тянь-Шань начинается с юга склонами Победы. На юг склоны Победы обрываются, продолжаются низкими предгорьями Китая. И - раскидывается пустыня Такла-Макан. Вся влага, скапливающаяся над песками, барханами, собирается в огромные грозовые фронты. И обрушивается на склоны Победы. Обрушивается ураганными ветрами, пургой, невероятным количеством снега. Круглый год на склонах - обилие свежего снега, круглый год - лавинная опасность. В ожиданных, пристрелянных, и неожиданных местах грохочут по склонам лавины. Стекающие мелкие - и не замечаются даже, и в счет не идут, и за лавины-то не считаются.

 До ближайшего жилья от базового лагеря на леднике Звездочка - четыреста километров. Четыреста километров бездорожья, перевалов, горных кряжей. Чтобы подобраться к подножию горы, необходимо преодолеть семьдесят километров ледника Иныльчек и еще тридцать языка Звездочки. Ледники искромсаны трещинами, ледопадами, разорваны бурными реками.

На боковую морену ледника Звездочка, туда, где должен был стоять наш главный базовый лагерь, за всю историю восхождений в данном районе ни разу не удавалось совершить заброску грузов с помощью авиации. А притащить все необходимое для пятидесяти шести человек караваном, на лошадях, - не представлялось возможным. Караван все же у нас был. Тридцать шесть лошадей везли часть снаряжения. С караваном гнали пятнадцать закупленных специально на мясо овец. Правда, эта покупка обернулась насмешкою и над бедными животными, и над нами. Овцы тощали на глазах, - и от страха высоты, и от разряженности воздуха, и из-за отсутствия травки под копытцами.

 Несмотря на просчет с овцами, свежее мясо у нас не переводилось. Казалось, Ерохин предусмотрел все. Чтобы на подходах всегда было свежее мясо - Игорь включил в состав экспедиции двух не очень сильных альпинистов, зато лучших стрелков в Союзе, Сашу Абреимова и Мишу Шапошникова, чемпионов СССР по стрельбе из боевого оружия. Им разрешалось возить с собой по стране свои шестизарядные карабины. Задачей ребят было на подходах и отходах охотиться на горных козлов, обеспечивать мясом караван. Но вышло все совсем не так, как рассчитывал в Москве Ерохин.

Ребята уходили на охоту и - возвращались ни с чем. Мы показываем - вон там, по краю ледника, бегают косули с прямыми рогами, винторогие архары, каждый весом в сто - сто пятьдесят килограмм, киики, - поменьше, зато мясо их вкуснее мяса рябчика. Наши чемпионы не могли подстрелить ни тех, ни других, ни третьих.

 Зато с нами были киргизы, сопровождавшие колхозных лошадей. Их было шесть человек, за каждым закреплено по шесть лошадей. Ерохин платил им зарплату. Знали бы они, что их ждет впереди! Что лошадей придется на снежном поле перевала разгружать и тащить буквально на руках, на себе! Знали бы они, что пять лошадей сорвутся на льду и погибнут! Но трудности были впереди, а в начале караванного пути киргизы еще были вполне довольны жизнью. У них у каждого было по винтовке. Однозарядной дедовской "мелкашке". А приносили они с охоты по три - по четыре туши зараз. Так выяснялось, что умение стрелять и умение охотиться в горах - совсем не одно и то же. Опыт охоты подсказывал - где и когда ходит козел, чем он дышит и как он дышит. Во всем этом разбирались киргизы, впитавшие в себя эту науку с молоком матери. Но этого всего не знали Саша и Миша.

Первостепенной задачей подготовки всей экспедиции было - все-таки придумать способ сбросить грузы в намечаемое место базового лагеря с воздуха. В пятьдесят пятом году, во время спасательных работ, грузы пытались сбрасывать с самолетов, но безуспешно. Все разлеталось в разные стороны, так что найти, собрать и использовать по назначению удалось лишь жалкие крохи.

Значит, необходимо было изобрести что-то новое. И Ерохин придумал. Грузы надо сбрасывать на таких парашютах, которые раскрывались бы только у самой земли. И наши ребята - братья Стрелковы, распределившиеся после учебы в парашютный НИИ, - занялись разработкой специальных дистанционных трубок, которые, сгорая, давали задержку в раскрытии парашюта. Эта разработка стала их дипломной работой.

 Но - где? Где взять сами самолеты?

Если бы на месте Игоря был любой другой человек - не додумался бы ни в жизнь до такого решения. Я просто представить себе не могу, как такая безумная идея вообще могла в голове возникнуть, даже если эта голова - Ерохинская. Но такова была вся жизнь его. Он ставил безумные задачи - и решал их, в голове его рождались безумные идеи - и он реализовывал их. Авиация? А чем нам не подходит военная авиация?

И вот мы с трудом открываем массивную дверь министерства обороны. Дежурный офицер с недоумением разглядывал двух невысоких в спортивных костюмах:

- К маршалу авиации Вершинину!

 Произошло чудо. Игорь сумел уговорить маршала провести очередные учения не где-нибудь на Украине, не в пустыне Кара-кум, а в горах высокого Тянь-Шаня. Он сумел убедить Вершинина в том, что учения в горах гораздо полезнее и интересней. Ведь - все равно - те же деньги уйдут, тот же бензин-керосин. А эффект будет гораздо выше. Ведь никто еще никогда в горах не летал!

Это было непостижимо! Я стоял рядом, слушал, разинув рот. Немыслимо, но мы получили "в свое распоряжение" четыре бомбардировщика типа В-2, самые крупные по тому времени машины. И вместе с нами во Фрунзе должен был прибыть весь обслуживающий персонал. Мелочь по сравнению с выброской, но мы еще и экономили деньги на том, что из Москвы наши грузы летели бесплатно, на "наших" самолетах.

Вопросы питания Ерохин поручил мне. Кроме того, я занимался общей физической подготовкой команды, должен был вырабатывать для каждого индивидуальный план тренировок. Проводились и общие тренировки - строгие, многочасовые, пять раз в неделю. Много бегали, просто ногами и на лыжах. Лазали по деревьям, по развалинам зданий, дворцов в Царицыно. Живем мы не в Альпах, не в Алма-Ате, где раз в неделю можно сбегать на восхождение, где за год можно так находиться, что никакого бега не надо. В Москве есть только одни горы - Воробьевы. В Москве остается только бег. Мы тогда уже догадывались о том, что и на равнине есть способы подготовиться к высоте, акклиматизироваться. Надо не просто бегать, а бегать - скоростные отрезки. Все время быстро бежать нельзя долго, далеко не убежишь. Зато можно чередовать ускорения и замедления в беге. В других, зачастую очень разных, видах спорта уже известно было давно, что скоростные тренировки очень полезны. Мало кто задумывался - почему. При рывке, при ускорении за минуту совершается огромная работа. За эту минуту человек не успевает ни разу вдохнуть. Это приводит к кислородному голоданию. В горле встает комок. Наверное, всем знакомо это чувство. И чем выше тренированность - тем менее заметен этот комок. А что такое акклиматизация? Это удивительная способность организма подстраиваться под условия разреженности атмосферы, нехватки кислорода. Так вот, приучая себя к кислородному голоданию, мы и решаем задачу перестройки организма.

Питание Ерохин поручил мне вовсе не потому, что я был специалистом в этой области. Просто Игорь понимал, что иду чаще всего первым я. И энергии трачу больше всех. И после этого требую сгущенки. Не зря же про нас с Ерохиным истории рассказывали.

 У маститых высотников сгущенка не была в почете. Главная энергия - в мясе, - говорили они. Главная энергия в сгущенке, - отвечал про себя я. Без мяса вполне можно жить, можно ходить, а вот без сахара будешь ползать, - как рак задом. Мясо нужно есть в Москве, во время тренировок. На высоте необходима пища легкоусвояемая, которая быстро расщепляется в чистую энергию и при этом требует немного кислорода. Ведь кислорода не хватает и так.

 Конечно, в список продуктов я включил не одну только сгущенку. Пришлось учесть будущую потерю продуктов при сброске с самолетов. Ведь наивно было бы полагать, что все сброшенное попадет в цель, будет найдено и использовано. Поэтому количество продуктов, предназначенных на выброску, было удвоено. Такая предосторожность оказалась не излишней, но все же чрезмерной. К примеру, та же сгущенка. После удвоения мы собирались сбрасывать две тысячи четыреста банок. Но наглухо был потерян лишь один контейнер из четырех. Так что где-то на склонах Победы до сих пор лежит закованный во льдах огромный ящик с 600 банками сгущенки. Быть может, кому-то еще повезет!

А в распоряжении экспедиции оказалось 1800 банок. Сгущенка лежала горами на всех подходах к Победе. На леднике Звездочка, на первом снежном участке, на ледяном склончике... Когда мы спускались с уже покоренной вершины - на откосе морены, прямо под нашим базовым лагерем, было выложено огромными метровыми буквами "Привет восходителям!". И вся надпись состояла из банок. Многие команды, работавшие в этом районе, еще много лет подряд питались оставшейся после нас сгущенкой.

 Помогал мне в работе с продуктами Слава Глухов. Взаимодействовали мы примерно так. Слава приходит и говорит:

- Адик, вот я нашел на подмосковном заводике наборы сухого пайка для десантников, самые лучшие. Попробуй, подойдут ли они нам. Я пробую, качество отличное, то что нам нужно:

- Поезжай на завод, бери у них триста штук.

- Адик, но они сказали, что могут выделить от силы десять. И то с большим напрягом, вещь дорогая, да и секретная.

Содержание Гл 2 ВЕРШИНА 01 02 03 04 05 06

	Жизнь после травмы спинного мозга