Глава 2. ВЕРШИНА (3)

Все предусмотрел мудрый Ерохин. Сам включил, не спрашивая меня, в состав экспедиции Соньку - золотую ручку. Мою тогдашнюю гражданскую жену. Ему казалось, - так будет лучше для меня.

Соня была очень сильной спортсменкой. И велосипедисткой-перворазрядницей, и волейболисткой. Но на высоте была впервые. Поварихе не требуется подниматься выше базового лагеря, выше четырех тысяч метров. Но привыкала и к этой высоте Соня трудно. Все же справлялась и с головной болью, и с работой. Сонька варила этих несчастных, отощавших, запуганных овечек. Нет, она не была сердобольной, сама же их и резала. Она умела делать все. Но видел я ее очень мало. Первые дни шли вместе, с караваном. Потом я убежал вперед, с продуктами, спасать от голодной смерти наших "разведчиков". Потом караван добрался до базового лагеря, Сонька сварила барана, я поел и побежал вперед, вверх, на разведку. А спустился вниз только через месяц, когда закончена была и разведка, и акклиматизация, и сама Победа была покорена.

Караван. Большинство участников шли с караваном. Вперед убежала только разведгруппа. Восемь человек, среди них Валя Божуков. В экспедицию Валентина приглашал фактически я. Игорь даже и знаком-то с ним не был. Благодаря мне Валя предыдущим летом получил возможность закрыть первый разряд. Не имей он того "пятерочного" восхождения - мы бы не имели права его взять с собой. Не попал бы на Победу, если бы не сделал тем летом Ушбу - знаменитую кавказскую вершину, словно двумя острыми клыками вонзающуюся в небо.

Валентин с ребятами убежал вперед, к Звездочке, к месту базового лагеря, куда самолеты должны были сбрасывать грузы. Передовой отряд расчистил место, установил две большие "армейские" палатки. Продуктов взяли в обрез, чтобы не нагружаться, чтобы как можно быстрее добежать до места.

А в тот год, как назло, стояла небывало плохая погода. Непрерывно снег, снег, снег. Мы пробивались сквозь стену мокрого снега напополам с дождем, а на душе кошки скребли. Продукты у разведчиков были на исходе. А самолеты не могли вылететь из-за непогоды, не было возможности сбросить хотя бы немного продуктов. Нелетная погода! Да и караван, завязая в снегу, запаздывал. Опыта караванного пути почти ни у кого не было, приходилось всему учиться на ходу. Учились вьючить лошадей, учились заставлять их идти по горным кручам вперед.

Запомнилась переправа через Сарыджаз. Река огромная, стремительная, страшная, - катятся огромные валы, чуть что - унесет, и костей не соберешь. Где-нибудь в Китае выловят обломки. А лошадь знай себе плывет, справляется с течением. Она привычная. Но очень страшно сидеть на этой лошади, спокойно минующей водовороты и сбросы. Если глаза открыть - от страха начинает кружиться голова, кажется, ты сейчас свалишься в этот водоворот, бурное течение размажет тебя по огромным валунам. Так что лучше закрыть - но тогда еще страшнее, как будто ты уже крутишься и гибнешь в речной погибели. Ты видел, как переправлялись другие, ты видишь их на другом берегу, живых и невредимых, выжимающих штаны и раскладывающих для просушки вещи. Но не веришь в то, что тебе повезет так же, как и всем. А лошадь знает свое дело и в конце концов, желтого от ужаса, вытаскивает тебя на противоположный берег.

Лошади должны были, по ерохинской задумке, дойти до начала ледника Звездочка, до высоты 4000 метров. Дойти по семидесятикилометровой долине ледника Иныльчек. Но сначала, после Сарыджаза, нам надо было пройти перевал Тюз. Пятитысячный перевал, где уже не было травы.

Шел дождь со снегом, все затянуто было туманом, все выше и выше поднимался наш караван, минуя травянистые полянки с пасущимися на них стадами овец. Пастухов, чинно восседающих на своих конях, и охраняющих стада собак не очень интересовало, куда идут эти люди. Ни один не подъехал к нам, не спросил. Возможно, они впервые видели такое столпотворение в горах, непонятное скопление людей, лошадей и тюков с грузами. Восточный человек - спокойный человек. Раз люди куда-то идут - значит, так надо. Людям этим надо, а ему самому надо - пасти овец.

Чем выше мы поднимались к перевалу, тем сильнее становился снегопад. Снег лежал уже почти метровыми сугробами. А сам перевал, - когда подошли, - оказался завален снегом метра на три. Лошади пройти не могли, даже налегке, без груза. Люди, овцы, лошади, - все сгрудились у края снежной цитадели.

А ребята уже сидели без продуктов на Звездочке. Голодные. И Ерохин посылает меня еще с несколькими быстроногими - на выручку. Было нас четверо. Четверо должны были пропахать все эти снега с небольшим запасом продуктов. С небольшим - чтобы не загружаться, да и самолеты должны же были когда-нибудь прилететь.

И вот я уже прощаюсь с Сонькой, после нескольких дней, проведенных вместе, в трудах и лишениях, и убегаю вперед.

Погода постепенно улучшалась, но снег не прекращался. Мы бежали, постепенно теряя силы и оставляя "лишние" продукты. Спустились на Иныльчек, который обычно открыт в это время года. Но ледник был на метр засыпан снегом. Мы шли, по колено утопая, шли и шли вперед. Вот уже поворот на Звездочку пройден, еще километров пятнадцать - и мы с ребятами! Но день кончался, догорал. Пришлось заночевать. Продуктов оставалось уже совсем немного, мы выкинули почти все, кроме шоколада, сгущенки и сухарей. Чтобы только немного подкормить ребят, а там все-таки свалятся же когда-нибудь с неба наши четыре контейнера со сгущенкой!

А за нами, оказывается, шел караван. Как ни поспешали мы, - Ерохина сумели опередить всего на день. Он тоже спешил. Ерохин сумел провести через перевал караван. Лошадей переносили на руках. Киргизы пытались бастовать: "Мы дальше не пойдем, начальник, там шайтан! Куда ты нас завел, начальник, отдавай лошадей, мы спускаемся вниз".

Ерохин пресек бунт на корню. Он не уговаривал. Он командовал:

- Молчать! Нанялись - работайте! А не будете работать - расстреляю!

Киргизы поверили, что так оно и будет. За плечами Ерохина был фронт. Он не умел уговаривать, уламывать. Но караван прошел. И отстал в результате от нашей группы всего на сутки. Но это все мы узнали уже потом.

А пока - наступала ночь, мы варили кашу в палатке. Приятнее, конечно, жечь примуса на улице, в палатке вони бензиновой больше, но под снегом готовить невозможно. Непогода гуляла уже пятнадцатый день.

Мы варили кашу, переговаривались, лежа в спальных мешках. И вдруг почувствовали - что-то не то! Непривычная тишина опускалась на нас. Снег уже не шуршал по скатам палатки. Выглянули - и обалдели. Все небо в звездах!

Следующий день стал первым днем хорошей погоды. Хорошей погоды, которая продлилась до начала нами траверса. Разведка и акклиматизация проходили в идеальных условиях. Ну а на самом траверсе... Снег валил, не переставая, мы летали в лавинах, отсиживались в пещерах. А на спуске - снова засветило солнышко.

Когда мы, выскочившие в чем мать родила, увидали это небо - звездное, широко распахнувшееся над нами - радости не было конца. Возможно, наши восторженные крики могли слышать все, - и Божуков наверху, и Ерохин внизу. Но не слышали. Наверное, сами орали от восторга!

Всю ночь мы ворочались с боку на бок, не могли уснуть. Но утро превзошло все наши ожидания!

Светает в горах рано, раньше, чем на равнине. С первыми лучами солнца, еще сквозь сон, мы услышали далекий приглушенный рев. Постепенно нараставший и нараставший. Это уже был не гул, а рокот. Все ближе и ближе. Опять пришлось вылетать из палатки в том же виде, что и вчера.

Боевым строем, один за другим, шла четверка четырехмоторных "Дугласов". В строгом порядке заходили, ложились на боевой курс. Открывались бомбоотсеки, и оттуда летели контейнеры. Наши контейнеры, подвешенные вместо бомб.

Бомбили с предельной точностью небольшой пятачок морены, где находились наши разведчики. Мы прыгали, обнимались, поздравляли друг друга. Спокойно доели все, что несли для друзей. Ведь у них теперь было столько еды, что хоть лопатой разгребай.

Все же военные - это военные. Свяжись мы с гражданской авиацией - во-первых, неизвестно, сколько денег пришлось бы заплатить, во-вторых, неизвестно еще, когда бы они прилетели.

Через сутки вся и все собралось на месте базового лагеря. Ставились палатки, гудели кухонные плиты, варилась баранина. Я поел и ушел на разведку, вверх, к перевалу Чон-Терен. Именно перевал был выбран - как место выхода на ребро. По ребру следовало подниматься на Восточную Победу. А затем уже подходить к трапеции самой Победы. Левый край вершины достаточно резко обрывается. Зато справа трапеция плавно снижается, и с этого понижения берет начало Северное ребро. До этого места предположительно дошли восходители из группы Летавета - Иванов, Гутман и Сидоренко. К этой точке вышла и команда Абалакова в пятьдесят шестом.

Перед траверсом необходимо было основательно акклиматизироваться. Для этой цели мы выбрали пик Военных Топографов. До нас на этой вершине не бывал никто. Попытка взойти на вершину из лагеря, расположенного на высоте шесть тысяч метров, была не очень удачной. На саму вершину взошли лишь несколько из тридцати. Остальные повернули назад, не дошли три или четыре десятка метров, - день кончался, подступали сумерки, нельзя было рисковать в самом начале работы. Холодная ночевка на таких высотах - дело неожиданное и непривычное. Другое дело - холодная на Кавказе, да и та ни к чему хорошему не приводила.

Постепенно началось движение по Восточному гребню. Потянулись связки, где-то в середине вырыли пещеры. Огромные, просторные, в которых могли при желании разместиться все пятьдесят шесть участников экспедиции. На Кавказе слишком мало снега для рытья пещер, снеговой покров быстро переходит в фирн и лед. Рытье пещер было, конечно, не нашей придумкой. Мы знали, что только с пещерами сможем сделать траверс. Ведь в палатке за семью тысячами, а шли мы выше семи восемь дней, пришлось ночевать только один раз. И слава Богу, ведь только пещера спасает от ураганного ветра, господствующего на гребне. Приходилось останавливаться рано, -иногда в два часа дня, иногда в четыре, чтобы успеть выкопать надежное "подземелье".

Все познается в сравнении. В пещере мокро и сыро. В пещере холодно. Но пещеру на гребне ничем не заменить. На улице минус двадцать, ураганный ветер, а в пещере около нуля, тихо, слышно только, как примус гудит. Даже не верится, что в двух метрах - беснуется непогода. Единственным неудобством было - когда заваливало вход. Доступ воздуха прекращался, свечи гасли, дышать становилось нечем. Приходилось откапываться. А что с потолка капало, - так и в палатке с крыши стекает конденсат.

Мы вырыли в середине гребня пещеры - и сразу убедились в том, что не зря. Слава Богу, мы не повторяли ошибок экспедиции казахского клуба под руководством Шипилова. Той самой экспедиции пятьдесят пятого года, из состава которой погибло одиннадцать человек. Погибли почти в том самом месте, где мы сейчас отсиживались.

В 1955 году команда Шипилова собиралась покорить Победу. Покорить по тому же самому Восточному ребру. Но штурмовать решили сразу, без акклиматизации, без последовательных выходов. Решили - и пошли. В первый день прошли много. Во второй поменьше. За весь третий - двести метров. На четвертый - поставили палатки в середине гребня. Остановились рано, - силы быстро таяли при подъеме. Они еще и не чуяли беды, не осознавали того, что никуда уже не дойдут, даже вниз!

Мы, кстати, тоже ставили палатки - но только на время рытья. В них пока варился обед, отдыхала очередная смена копальщиков, прямо на вещах. Но вот повалил снег. В течение получаса все наши палатки "сравняло с землей". Мы еле-еле успели выдернуть все вещи и собрать сами палатки. Пещеры были практически готовы.

Потом отсиживались три дня, ждали погоду. Отсиживались, распевая песни, готовя пищу, занимаясь делами, которыми обычно занимаются во время отсидки. Отлеживаться тяжело, бока устают, но деться некуда - приходится лежать. В пещере не побегаешь. Но пещера была - спасением.

За три года до этого все было гораздо серьезнее. Пещеры не было. Палатки через полчаса засыпало полностью. Пока все вылезли, пока успели достать хоть что-нибудь из вещей, - на месте палаток намело сугробы, найти в которых что-либо было невозможно. Достать удалось далеко не все. Кто остался в одном ботинке, кто без ботинок вообще. У кого-то остались носки, у другого - нет. Пропала под снегом большая часть снаряжения. В конце концов они сумели вырыть пещеру. И, обессиленные, завалились внутрь. Так начиналась трагедия.

Непогода продолжалась. Просидев еще день, они поняли, что надо послать за помощью. Продукты остались под снегом, в обрывках палаток. Двойка пошла вниз. Урал Усенов и Суслов. Суслов ушел недалеко - просто лег и умер на гребне. Погода потихоньку улучшалась, но это его не могло уже спасти. Усенов пошел дальше один. Спустился до ледника, но был настолько ослабевшим, что попал в первую же попавшуюся трещину. Уже совсем ничего не соображал. К счастью для него, непогода совсем утихомирилась. Следы, оставленные им, не были заметены. Цепочка следов вела прямо к краю трещины.

Быстро были организованы спасательные работы. Благо рядом, на Северном гребне, в это же время работала узбекская экспедиция под руководством Рацека. Это их пытался обогнать Шипилов, решив штурмовать вершину сразу, без подготовки. Узбекские альпинисты, как никто до них, были близки к победе. Но - приходилось отменять штурм, спускаться, выходить на спасработы. Со всего Памира слетались команды на помощь.

По следам спасатели дошли до трещины. Вытащили Усенова. На удивление всем - он был живой. Пролетев несколько метров, остался сидеть на каком-то уступчике. И провел в ледовой трещине, на крошечном уступчике - сорок восемь часов. После стольких дней борьбы с непогодой, недоедания, обессиливания - еще двое суток в трещине просидел. Выжил, когда другие рядом умирали. На что только не способен человеческий организм!

На следующий год Урал Усенов в команде Абалакова снова штурмовал Победу.

Из остальных участников в живых не осталось никого. Уходили из пещеры вниз двойками, потеряв какой-либо контроль над собой. И никто уже не выполнял обязанности капитана. Еще двоих нашли на гребне. Остальные уходили, срывались, исчезали в белом безмолвии. Тела их не найдены до сих пор.

Естественно, воспоминания о трагедии (а тогда мир альпинистов был невелик, мы знали все подробности) наводили нас на размышления о тактике высотных восхождений. Которую мы познавали на собственной шкуре.

Пересидев непогоду, все спустились вниз. Мы собрались в верхнем базовом лагере, на высоте 5200 метров. Выглядел лагерь оригинально. Место было ровное. Поэтому пещеры были вырыты не горизонтально - в склон, а вертикально - вниз. Это были даже не пещеры, а огромные подземные дома.

На траверс планировалась команда в двенадцать - тринадцать человек, остальные собирались на Восточную Победу. Восточная Победа - сама по себе семитысячник, неплохое достижение.

Но все это только планировалось. А пока - в базовом лагере растянули веревки, на них мирно сушилось белье. Совершенно неожиданный для такого места, для такой высоты пейзаж.

Подытожили первые потери. Примкнувшие к нам альпинисты города Фрунзе, возглавляемые Алимом Романовым, во время пещерной отсидки дрогнули. В первый же день спустились вниз и покинули экспедицию. Но все остальные рвались вверх, к Победе, в том числе - и три девушки, Соколова, Щукина и Анечка Тихонова.

Наконец, белье было просушено, мы вышли огромной группой на маршрут. Сорок шесть человек должны были подняться за один день от пещер на Восточном Гребне до вершины Восточной Победы. Тринадцать из них - с палатками, со всем снаряжением. Тринадцать с Восточной уходят на траверс. Остальные спускаются в тот же день обратно, к пещерам. Чтобы не тащить ни палаток, ни спальных мешков. Тринадцать - остаются ночевать на вершине.

Поднимались тяжело. К счастью, выпавший за время непогоды снег сошел лавинами, а тот, что остался, - держал крепко. Постоянно меняя впередиидущих, вытаптывающих тропу, группа поднималась все выше и выше. Девочек, естественно, вперед не выпускали, девочек не нагружали теплыми вещами. А чехи неплохо тропили, - я и не ожидал в них такой выносливости.

К вечеру Восточная Победа была покорена. Сорок шесть человек - огромная команда стояла на вершине. Впервые столько альпинистов одновременно покорили семитысячник. Но - подкрадывалась ночь. Мы поставили палатки. Ребята пожелали нам "счастливого траверса" и быстро ушли вниз.

Траверс продолжался тринадцать дней. В основном - в непогоду. Приходилось очень туго. Обстановка непрерывно менялась, то приходилось ползти по снегу, настолько он был глубок, то через каждые десять метров загонять крючья в голый лед. Постепенно команда все ближе и ближе подбиралась к трапециевидному бастиону, мрачно взиравшему на нас седым скальным отвесом.

Подойдя под бастион, мы остановились на ночевку, а назавтра решили, оставив палатку, налегке зайти справа, через пологую часть, на самую крайнюю, на высшую точку - по более простому пути, где не нужна была крючьевая страховка. Впереди был участок фирна, который позволял пройти на кошках, поочередно страхуясь через ледоруб, с большой степенью надежности.

Пока что высоту все переносили хорошо. Все, кроме Саши Абреимова. Решили, что он назавтра останется в палатке.

Утром две связки-шестерки вышли на штурм главной вершины. Когда до поворота оставалось сто пятьдесят метров, один из двенадцати остановился и сел на снег. Он не мог идти дальше. Из двенадцати - один. Вано Галустов, заслуженный мастер спорта, один из сильнейших альпинистов Союза, который придан был нам Федерацией, как более опытный и сильный - чтобы вести нас к высоким вершинам. Конечно, сказался и возраст, и тренировался не по нашим канонам. Водку пил вместо тренировок. Много мог ее выпить. И поллитра, и литр, и два литра, говорят, выпивал. Звали его - "Черный Буйвол". Водка только удесятеряла его силы. На Кавказе он водил молодежь после выпитых накануне бутылок - не моргнув глазом. Но в нашей экспедиции водка не была предусмотрена. Возможно, если бы была - он дошел бы до вершины. Но он - остановился.

Так что теперь из трех приданных нам Федерацией "стариков" в штурмовой группе остался один Иван Богачев. Иван был очень силен, прекрасно бегал средние дистанции. Настоящий альпинист-высотник. И опытный - мог всегда дать дельный совет, в любой ситуации.

А Петя Скоробогатов отстал от всех еще на предварительном этапе:

- Ой, как тяжело, как вы быстро ходите, и мяса не дают, все на сгущенку упирают. Я так не могу, - и просидел все время возле кухни в нижнем базовом лагере. Вместе с Сонькой картошку чистил.

Вано Галустов, Вано Галустов! Если бы знал он, к чему приведет эта его остановка перед вершиной Победы. Какие изменения произойдут в спорте, в стране и в мире! Изменения, потому что Ерохин мог изменить и страну, и мир. Мог возглавить экспедицию на Эверест, мог возглавить весь советский альпинизм. Мог жить еще долго-долго. Если бы все это мог предугадать Вано, сидя на снегу под вершиной, - нашел бы в себе силы дойти. Но кому из нас даровано в жизни чувство предвидения?

Вано надо было спускать. Вся его связка, пять человек, пошли вниз. Другая - продолжала подъем к вершине. Через пару часов вышла на высшую точку. Как мы и предполагали, сюда еще не ступала нога человека.

Команда Абалакова была совершенно не в этом месте. Не намного ниже, но достаточно далеко по горизонтали. От вершины гребень с еле заметным понижением уходил вдаль. Но высшая точка - выделялась из всего гребня. Всюду на гребне был снег, свисали карнизы. И только здесь - скалы. Мы сложили огромный тур. Не помню уже, что было написано в записке, хотя писал ее я.

Обидно, так обидно было, что нас на вершине было всего шестеро. Наши друзья почти дошли, они были в силах дойти, они уже проделали путь, какой до них никто из советских альпинистов еще не проделывал.

Но тур складывали шесть человек.

Не помню, что написал в записке. Все-таки высота большая. Хорошо еще, что способен был писать. Когда мы вместе с космонавтами проходили медико-биологические исследования - все было гораздо труднее. Труднее голове соображать. В барокамере был такой тест, проверка - насколько ты еще соображаешь. Поднимали долго, сначала с физическими упражнениями, с приседаниями, отжиманиями. Постепенно, в течение двух часов, мы поднимались на высоту девять тысяч метров. Остановки начались с отметки в шесть тысяч. На каждой остановке нам предлагали решить арифметическую задачку. Одну и ту же. Двузначное число умножить на двузначное.

На шести тысячах числа спокойно давали себя перемножить, на семи - с трудом, но все же удалось вспомнить, как производятся действия. А вот на восьми - как я ни приставлял цифры, то верхние к нижним, то нижние к верхним, ничего у меня не получалось. Кислородное голодание. Почерк становится каким-то корявым. В барокамере был очень быстрый подъем. Ногами так не успеть.

На Победу мы забирались долго. Но несмотря на всю мою акклиматизацию - я писал записку корявым, незнакомым почерком. Написал, наверное, то, что обычно в записках пишут. Группа такая-то поднялась на пик Победы. А - сколько человек, кто именно, я не упомянул. Это неупоминание сослужило нам потом службу. Напиши я определенно - поднялись шесть человек, - не случилось бы многих драм. А написать, что поднялись все тринадцать - я не мог. Это была открытая ложь. Нас могли бы обвинить в мошенничестве.

Но не случилось ни того, ни другого.

Содержание Гл 2 ВЕРШИНА 01 02 03 04 05 06

	Жизнь после травмы спинного мозга