Глава 2. ВЕРШИНА (4)

Вниз бежали достаточно быстро. Быстро догнали пятерку, спускавшую Галустова. Оказалось, что и не догоняли. Они не решились без нас начинать спуск. Когда мы все вместе немного спустились - Галустов пошел сам. К палатке подходил "своими ногами".

Потом был спуск по Северному ребру. После небывалых снегопадов - очень опасный спуск. Как ни пытаешься проскочить - склон обрывается лавинами. За время спуска каждый летал в лавинах по три-четыре раза. В маленьких и больших.

В самой страшной летела наша четверка. Лавина пошла совершенно неожиданно. Сорвался весь склон под нами. Сотни тонн снега рухнули вниз. За мгновение все вокруг превратилось в адский кипящий круговорот. Если бы лавина зацепила всех четверых - в живых не остался бы никто. Но в бурной снежной реке неслись трое, а Сергей Морозов, связанный с нами веревкой, летел по склону рядом. В конце концов, перед самым обрывом, ему удалось закинуть веревку за уступ, затормозить падение связки. Лавина ушла дальше, в сбросы, а наша четверка осталась висеть на скальном уступе. Пострадал один я. Во время падения веревка обмотала меня, поломала ребра. Остальные отделались ушибами. В нашей группе был Аркадий Цирульников, опытный врач и прекрасный альпинист. Он осмотрел меня, сказал, что бинтов никаких не хватит. Поэтому мою грудную клетку необходимо туго-туго обмотать полотенцем.

Меня замотали. Спуск продолжался.

Было больно, трудно. Каждый шаг резью отдавался в проломленных ребрах. Помню, надо было форсировать трещину, за которой начинался более простой склон. Для этого спускались через дыру на несколько метров, словно в сказочную пещеру, а затем вылезали через подобную же дыру с другой стороны. Я буквально молил Божукова, страховавшего меня, не отпускать веревку до тех пор, пока я не коснусь ногами дна этой пещеры. Но он все равно отпустил ее на метр раньше, я рухнул на дно, доламывая свои ребра.

Под нами лежал ледник Звездочка, ровный многокилометровый ледник. Нам до ровного его тела оставалось всего метров триста. Метров триста лавиноопасного склона. Все прошли аккуратно, след в след. Оставалась наша, последняя, связка, в которой почему-то шел и Вано Галустов. Нельзя было садиться, катиться по склону - это приводило к сдергиванию лавины. Спускаться надо было ногами, осторожно. Но Ваио очень устал.

Я просил:

- Вано, пожалуйста, только не сядь на задницу, лавину сорвешь, - не надо было говорить это ему под руку (или еще под какое место). В следующий момент Вано сел, склон тронулся, пошла лавина.

Эта лавина шла не на нас, а под нами. Очень здорово, приятно - ехать на лавине верхом, как на саночках. Если б только не мои ребра - как это было бы здорово! За одну минуту - рррраз и внизу. Ледоруб я отбросил подальше от себя, боялся новых переломов. Но некуда, видно, было дальше ломаться. По указанию Аркадия полотенце подтянули потуже. Я уже и не чувствовал боли.

Через несколько минут мы стояли на Звездочке.

Траверс Победы закончился.

Закончилось покорение гигантского горного массива. Почти десять дней группа находилась выше отметки 7000 метров. Впервые шесть альпинистов были на высшей точке этого самого страшного семитысячника.

Мы не торопились в базовый лагерь, где нас ждали, где была уже выложена сгущенкой надпись: "Привет горовосходителям!", где уже зажигались дымовые шашки в нашу честь, под которыми мы, чихая и щурясь от едкого дыма, должны были проползать, чтобы попасть в объятия встречающих. Оставалось всего два часа хода, но мы все сидели на леднике и обсуждали - как лгать? Только сейчас каждый понял, насколько щекотливо положение всей экспедиции. Как теперь отчитываться о восхождении? Что говорить? Кто был на вершине, кто дошел только до гребня? Обсуждали - где был Галустов, дошел ли он до вершины?

Сам Галустов молчал. Ему, конечно, не хотелось, чтобы его вычеркивали из списка первовосходителей. Да и вообще - речь о первовосхождении даже и не шла. После всей борьбы с Федерацией, борьбы с группой Абалакова, который в назревающей ситуации становился нашим открытым врагом, мы понимали, что сотрут нас - в порошок, в самый мелкий из возможных порошков. Решено было не лезть на рожон, забыть и слово-то такое - "первовосхождение". Не поднимать этот вопрос вообще. Главное заключалось - не в этом.

В насквозь обюрокраченной стране главным результатом мог стать только один - получение медалей первенства. Представление чемпионских званий в своих секциях - как отчет о проделанной работе. Профсоюзу наплевать на то, что есть где-то пик Победы. Но золотыми медалями чемпионов профсоюз будет доволен, - есть чем гордиться, а главное, - есть чем и профсоюзу отчитаться перед высшим начальством.

Все это висело теперь на нас. Выступали по очереди. Некоторые предлагали просто обмануть, другие - сказать всю правду. Наверное, так и надо было сделать. Но сказать всю правду - это значит лишить медалей шестерых (а может - и всем лишиться). Только шестерым засчитали бы восхождение, остальным бы урезали все, - весь пик Победы. Словно и не было их там.

И, как назло, в связке с Галустовым оказались оба руководителя секций, Шполянский и Локшин. Не случись этого - Ерохин говорил бы только правду. Но ребята целый год пахали, но ребята выцарапывали деньги из своих профкомов. И перед этими профкомами ребятам надо было отчитываться. Тоже соображение не из последних.

Последнее слово оставалось за Ерохиным. Игорь предложил нечто среднее. В отчете точно не говорить, кто был на вершине, кто не был. Но это совсем не значило, что Ерохин предлагал не говорить правду вообще:

- Как только мы получим медали - тут же обнародуем все как было в действительности. Пойдем в редакции газет, на телевидение. Но сейчас нам главное - обмануть федерацию.

Заслуживала ли она иного к себе отношения? Если бы не Федерация, российская молодежь давно к тому времени штурмовала бы семитысячники, выезжала и в Гималаи. Мы считали Федерацию своим злейшим врагом. Обман Федерации не был для нас обманом. Обман Федерации считался правым делом.

Я, как и всегда, согласился с Ерохиным. Я вызвался написать отчет, обещав запутать все следы и спрятать все концы. Прямой лжи в моем отчете не было. Был туман, туман, окутывающий и в хорошую погоду ранним утром верховья Звездочки.

Наконец, мы спустились, пролезли под сигнальными дымовыми шашками, выперли по последнему тягуну на морену. Все, в лагере! Встречали ружейной пальбой. Сгущенкой - вдоволь, остававшейся еще тушенкой. Бараны давно уже были съедены. Восхождение закончилось.

Для всех. Но не для нас с Игорем. Как и предполагали, сидя на Звездочке, нам пришлось продолжить восхождение. В кабинетах. В дискуссиях с Федерацией. Противников было много.

Я оформил отчет так, как и задумывал. Не было ни одной конкретной цифры или даты - кто, где и когда. Зато было очень много общих слов.

О нашем восхождении писали газеты Англии и Америки.

Все тринадцать траверсантов получили золотые медали.

И сразу же после этого мы опубликовали статью с точными датами, фамилиями шестерых, побывавших на вершине. Подчеркнули особо - следов пребывания человека на вершине обнаружено не было.

Выступили по телевидению. В старом еще здании, на Шаболовке. Ерохин все смеялся над моим выступлением. Говорил, что все в нем сводилось к горам сгущенки. Те, кто смотрели передачу, только про сгущенку и поняли. Вел передачу Виктор Балашов, известный в прошлом диктор. Он, бывший борец, был намного выше и крупнее нас. Да к тому же все время стоял на переднем плане. И зритель видел на экране огромную фигуру Балашова, а рядом - крохотных альпинистов.

За непокорство нам грозила карающая десница "спортивной общественности". После всего шума, поднятого нами, приходилось ожидать одного - дисквалификации. Как это обычно и делалось, нас должны были лишить званий мастеров спорта, "раздеть", как говорят в народе. Но ничего подобного не произошло. Казалось, Федерация смирилась со своим маленьким поражением.

К тому же начиналась подготовка к Эвересту. Не включить таких спортсменов, как Ерохин, Божуков и я, - федерация не могла. Иначе все бы узрели не только подлость, но и глупость Федерации.

"Старики" рассчитывали на нас. Ерохин им был необходим как великолепный организатор, завхоз, администратор. Я и Валентин по их расчетам должны были затащить для них грузы и кислород, без которого ни Абалаков, ни Аркин, ни Боровиков не смогли бы штурмовать высочайшую вершину мира. На нашем горбу - потому и не растерзали нас за Победу. Сделали вид, что не расслышали.

По возвращении с Победы мы были включены в состав экспедиции "Эверест-59". Экспедиция намечалась совместная, советско-китайская, потому и восходить было решено со стороны Китая, с севера.

Китайцы тренировались рядом с нами. Не вместе, вместе они не могли, не выдерживали наших нагрузок. Меня с самого начала удивляла их отчаянно слабая подготовка. Как они собираются идти, если еле-еле ноги таскают, а на высоте идут на каких-то уколах. Присмотревшись к ним, я понял, что братья наши - не только не альпинисты, но и не спортсмены вообще. Партия направила их на этот фронт работы, силу и опыт горных восхождений заменяли им политическая устойчивость и грамотность, преданность партии и вера в идеалы коммунизма. Грешно смеяться, сами столько лет жили под железной пятой.

И снова забыл я о литье под давлением. Целый год государство выплачивало нам стипендию, мы только и делали, что тренировались, паковали продукты, отправляли в Китай снаряжение. Как самых голодных, нас с Божуковым прикрепили к Евгению Иванову, занимавшемуся продуктами. Можно было подъесть что-нибудь вкусненькое, шоколадку, баночку икры из несортовых рассыпавшихся упаковок. Конечно, мы были скромны и на многое не замахивались. Но как приятно было после дня работы, прерываемой надолго тренировкой, попить чаю со всякими вкусностями.

Все продукты рассортировывались по ящикам, на каждом ящике стояла надпись - "высота 6000", "высота 7000","базовый лагерь… Все было предусмотрено, продумано. Готовились тщательно, используя все, что только могло пригодиться, свой и чужой опыт. К тому времени Эверест был покорен дважды, двумя экспедициями. Неужели мы могли стать третьей?

В сборную команду страны, кроме нас троих, из победной нашей экспедиции больше никого не взяли. Вместе с нами готовились еще несколько молодых альпинистов, но большинство оставалось за "стариками". Ерохину тогда только исполнилось тридцать два, мне - двадцать восемь, Божукову - вообще двадцать три. Абалакову - пятьдесят. Его команда - тоже примерно того же возраста. А вошла в сборную его команда полностью, без вопросов, без выяснений - кто достоин, кто сильнее.

Общая организация и руководство были поручены Евгению Белецкому. Тому самому, руководившему в тридцать девятом году восхождением на пик Сталина, в год шестидесятилетия вождя. После трагического случая - гибели Олега Аристова - восхождение было прекращено. Но нельзя было, невозможно - чтобы сорвалось восхождение, приуроченное и посвященное такой дате! Белецкий доложил Сталину, что в честь его юбилея покорена гора, носившая имя вождя. Более того, позднее Белецкий написал целую книгу - посвященную успешному восхождению.

Спортивной частью ведал Кирилл Кузьмин. Очень сильный высотник. Небольшого роста, коренастый, жилистый - прекрасно бегал на лыжах. Ему было уже за сорок, он не тренировался с нами, по нашей методике, но был в высшей мере достоин руководить штурмом Эвереста.

Собирались с нами в Гималаи и грузинские альпинисты. Первым среди них был, без сомнения, Михаил Хергиани со своим бессменным напарником и другом Иосифом Кахиани.

Осень пролетела незаметно. Тренировались мы втроем со своими ребятами из секции, тренировались самостоятельно, очень много бегали. Потом вся команда должна была собраться в Терсколе, совершить восхождение на зимний Эльбрус, пожить на седловине, - и сразу лететь в Китай, к подножию Эвереста. Задумка Кузьмина, - чтобы в Гималаи прибыть уже акклиматизированными. Эльбрус - это уже обвыкание под шесть тысяч метров. А зимний Эльбрус - многие приравнивают к семитысячнику.

И вот незаметно подкрался февраль, - мы собрались в Приэльбрусье. Сначала несколько недель жили в уютном альплагере "Шхельда". Всех заставляли кататься на горных лыжах. Но мы с Божуковым прихватили равнинные и там, где все спускались на горных, - обходились ими. К тому же возникла прекрасная идея - а что, если попробовать бегать на лыжах в горах, на высоте. От "Шхельды" до подножия Эльбруса километров тридцать всего. Почему бы не попробовать пробежать эти километры на лыжах? Сказано - сделано. Испросив у начальства разрешение, мы сбегали на обычных равнинных лыжах до "Приюта одиннадцати" и обратно. Успели обернуться за один день, хотя здорово умотались. Как снопы подрубленные вечером завалились спать. Зато организм привыкал к кислородному голоданию, мышцы наливались силой.

Физически мы готовы были неплохо. Морально - хуже некуда. Беспрерывно между стариками и молодыми вспыхивали споры, возникали трения. Но трения не могли не возникнуть при такой разнице в подготовке и подготовленности, при столь различных взглядах на жизнь. Мы считали обязательной для себя утреннюю зарядку, они - нет. В дни отдыха мы проводили дополнительные тренировки, они предпочитали целый день отдыхать. Мы ходили быстро, они предпочитали медленный темп. Зрела ненависть к нам, молодым и настырным. Вот, мол, какие выскочки.

Но до открытого конфликта дело пока не доходило. Программа пребывания в "Шхельде" была полностью выполнена, сборная страны "Эверест-59" переехала на склоны Эльбруса.

На седловине разбили палаточный лагерь, достаточно долгое время каждый провел на высоте. Ходили на обе вершины. На Восточную - просто в качестве высотной тренировки, на Западной же приходилось вовсю использовать технику прохождения ледовых склонов. Погода стояла превосходная. Было морозно, но ясно, светило солнце, ветер не очень свирепствовал. Наконец, отработав и здесь все, что задумывал Кузьмин, начали спуск.

А на спуске накрыла нас непогода. Как это всегда на Эльбрусе и бывает, - неожиданно словно ночь опустилась, полярная ночь. Задул ураганный ветер, закрутила пурга, подморозило. Надели маски, но и маски не очень-то спасали в снежной круговерти. (Внизу потом выяснилось - многие на этом спуске обморозили глаза.) Склон Эльбруса - не крутой, но зимой весь из зеленого бутылочного льда. Гладкий, скользкий, мерцающий в сумерках, кошки на таком льду держат очень плохо. Подступала паника и неразбериха. Абалаков, Белецкий остановились:

- Дальше идти нельзя. Туман, ветер, потеряемся, заблудимся, погибнем, - заблеяли старые зубры.

Но тут взревел Ерохин. История повторялась. Как и тогда, на Караугомском плато, Ерохин позвал всех спускаться. Он не боялся, что его опять обзовут трусом. Он был уверен в своей правоте. Он сохранял душевное равновесие, когда все уже устали бороться. Абалаковцы дрогнули. Сдались, подчинились Ерохину. Он повел группу дальше, вниз. И не заблудились, не потерялись. Все дошли, все остались живы.

Я запомнил на всю жизнь день - 17 марта 1959 года. Перед получением документов и билетов, как всегда в СССР, положено было провести общее собрание. Нас собрали, усадили в кресла. И объявили - никуда мы не поедем.

Китай начал оккупацию Тибета. Тибетцы сопротивлялись. Индия через перевалы поддерживала их оружием. Хрущев в политике был - младенец. Он по-марксистски, как ему казалось, одобрил действия индусов. Мао тоже был марксистом. Особым, вроде Сталина, перед которым Никитка когда-то отплясывал в расшитой украинской сорочке.

Дружба кончилась. Не исполнялась больше песня "Русский с китайцем - братья навек".

Содержание Гл 2 ВЕРШИНА 01 02 03 04 05 06

	Жизнь после травмы спинного мозга